До поры до времени.

Мальчишник у Него. Камера у Него в руках.

Стол выглядит, мягко говоря, странно. Мальчишник есть мальчишник, поэтому для антуража приглашена «ночная бабочка». Ее зовут... Ну, предположим, Светик. Или Ленчик. Или еще как. Не важно. Я буду называть ее просто Ляля.

Просто Ляля лежит на столе и выполняет роль живого подноса. Ее руки мечтательно сложены за головой, на животе тает кусочек сливочного масла, грудь сервирована красной икрой, а на причинном месте целомудренно стоит блюдце с мелко порезанными французскими булочками.

Петрович: Ну, что, Андрюш... За твой последний мальчишник...

Илюнчик: (зачерпывая масло и икру с Ляли) Погоди, Петрович. Дай закуску соорудить.

Петрович: Жду.

Илюнчик заканчивает сооружение бутерброда и принимает в руку стопочку.

Петрович: Готов?

Илюнчик: Всегда готов.

Петрович: Андрюш, за тебя. В этот горький день,

Илюнчик: Золотые слова...

Петрович: когда ты прощаешься с холостяцкой жизнью, я хочу сказать одно...

Илюнчик: Сматывайся в Сочи.

Петрович: Да подожди ты. Так вот. Ты прав, Андрюш. Несвобода лучше, чем одиночество.

Илюнчик: Вот заливает. Покороче, Петрович. Трубы горят.

Петрович: Не гони. Андрюш, за тебя и твою будущую жену! (чокается и выпивает)

Илюнчик: (выпив) А я тебе так скажу... Вот есть у меня один приятель. Он продал квартиру и купил акции МММ.

Петрович: Ну и мудак.

Илюнчик: (подняв палец) Вот! Золотые слова! Но я скажу так: он был бы еще большим мудаком, чем если бы женился.

Петрович: Ты на что намекаешь?

Илюнчик: Я намекаю на то, что лучше сразу лечь и помереть, чем ждать, пока тебя сведет в могилу баба. Правильно, Светик?

Ляля: Я не Светик.

Илюнчик: Ну, хорошо. Не Светик. Все равно скажи, правильно я говорю?

Ляля: Нет.

Петрович:(Ляле) Молодец!

Илюнчик: Ну чего вы меня опять всю дорогу обижаете?...

Ляля: А мне можно водки?

Петрович: (наливает) Можно.

Илюнчик: (сооружая новый бутерброд из лялиного изобилия) И даже нужно.

Ляля: (приподнимаясь) Я хочу выпить за вашего друга, чтобы у него с женой все было хорошо.

Илюнчик: (растроганно) Золотые слова.

Петрович: Ну вот, видишь.

Илюнчик: (Ляле) Давай и мы с тобой поженимся.

Ляля: Занимай очередь.

Илюнчик: А без очереди?

Ляля: А для тех, кто без очереди, своя очередь.

Петрович: Есть предложение еще выпить.

Илюнчик: Наливай!..

В пламени свечи появляется Она. Профиль, плечи. Как монета на черном бархате.

Она: Я ненавижу тебя.

Я ненавижу тебя за твое вечное детство. За игрушки, в которые ты заставляешь меня играть. За твою вечную оценку каждого моего слова, жеста, взгляда.

Я ненавижу тебя за ту власть, которую ты надо мной имеешь. За ту слабость, которую я испытываю рядом с тобой. Я ненавижу тебя за то счастье, которое ты мне даешь, потому что каждая крупица этого счастья оплачена моей волей и молодостью. Я ненавижу тебя за твои привычки, которые я не в силах изменить и в которых нет места для меня. Я ненавижу тебя за то, что буду всегда только частью твоей жизни, в то время как ты и есть – моя жизнь.

Я ненавижу тебя за то, что сижу в партере, а ты стоишь на сцене, и я здесь для того, чтобы смотреть только на тебя, а ты – для того, чтобы взять нас всех. Мои одинокие аплодисменты только разозлят тебя. А в той овации, которой ты хочешь, они будут просто не слышны.

Я ненавижу тебя.

Девичник у Нее. Снимает Она, и мужчин здесь нет.

Вся сцена должна быть написана женщинами.

В пламени свечи появляется Он. Она остается на своем месте. Свеча зависает между их профилями, создавая очертания бокала, наполненного мраком.

Он: Я ненавижу тебя за твое рабское, собачье непонимание во взгляде. Чем старательнее ты изображаешь свою причастность к моему миру, тем виднее пропасть, которая лежит между нами. Я ненавижу тебя за то, что ты никогда не посмотришь на мир моими глазами, и мне суждено коротать век в ледяном одиночестве.

Я ненавижу тебя за то, что ты живешь телом, и его прихоти для тебя всегда будут главнее, чем движения души. И если сейчас твое тело тянется к моему, то завтра оно пресытится или соскучится, а других причин для любви у тебя нет и не будет. И мне придется покупать тебя, чтобы не потерять, и я ненавижу тебя за это. Потому что всегда найдется кошелек толще моего, и хуй длиннее, и румянец ярче. Но главное – кошелек. Я ненавижу тебя за то, что отныне мне придется переламывать пополам каждый кусок хлеба, а ты никогда не скажешь мне спасибо за это. Потому что так было всегда, и, если кто-то предложит тебе хлеб с маслом, то ты примешь его без колебаний и отплатишь тем, чем всегда платят женщины.