Фюрер питает огромное доверие к «президенту Даладье», продолжал Боденшатц; он считает личность главы иностранного государства решающим фактором в военной оценке возможностей страны. Боденшатц добавил, что Гитлер не стал бы прибегать к политике запугивания в отношении Англии, если бы там во главе правительства был «кто-то вроде Ллойд Джорджа, а не некий Чемберлен».

Стэлэн точно передал полученную информацию, как просил об этом Боденшатц. Каково бы ни было личное мнение Стэлэна по поводу всего услышанного от Боденшатца, французский посол в Берлине Кулондр, правительство в Париже и союзник в Лондоне приняли заверения Боденшатца за чистую монету.

Шесть недель спустя, сразу же после оккупации немцами Праги, Боденшатц снова встретился со Стэлэном, на этот раз с совершенно иной конфиденциальной информацией. Можно подумать, что уж теперь на Западе эту информацию воспримут с большей настороженностью, учитывая опыт недавнего прошлого. Увы! Не было никаких признаков настороженности. Наоборот, информация, которую он, «радостный и в болтливом настроении», теперь передал Стэлэну, вскоре просочилась к участникам второго раунда англо-французских штабных переговоров в Лондоне и сыграла свою роль при составлении англо-французской оценки складывающейся обстановки.

В своей информации Боденшатц перенес акцент с «мира» на «оборону». Немцы будут придерживаться только оборонительной стратегии на Западе, говорил он Стэлэну. «Сооружение Западного вала почти закончено», и любое наступление здесь можно легко отбить относительно слабыми оборонительными силами. Это высвобождает 150 немецких дивизий, которые могут прорвать любую блокаду на Востоке. Немцы нанесли бы удар по западным державам с помощью военно-воздушных сил; «молниеносный» удар (Боденшатц употребил именно это слово) по Англии оказался бы решающим. С этой целью «авиагруппа „Север“» в настоящее время оснащается самыми современными самолетами — «Юнкерс-88».

Ровно через месяц, 30 апреля, Боденшатц снова встретился со Стэлэном и передал французской секретной службе поразительную информацию. В некотором роде это было дальнейшим развитием ранее намеченного плана. Теперь Гитлер убежден, что союз Англии и Польши приведет их к вооруженному конфликту с Германией, сообщал Боденшатц, однако Германия начнет войну «только тогда, когда у нее будут все козыри». Гитлер решительно настроен устранить малейший риск длительной войны на два фронта, продолжал Боденшатц, и остается только два пути: либо англичане и французы убедят поляков удовлетворить требования Германии, либо Германия должна добиться установления взаимопонимания с Советским Союзом. «По этому поводу уже идут переговоры с Советским Союзом, — сообщил Боденшатц. — Однажды вы услышите, как идут эти дела на Востоке». Три раздела Польши уже было; нет причин, чтобы не состоялся четвертый, добавил он в виде заключительного намека.

Стэлэн доложил об этом французскому послу в Берлине. Кулондр был глубоко поражен сообщением Стэлэна и командировал последнего в Париж к министру иностранных дел с докладом и личными комментариями посла. В течение шести дней Стэлэн ждал приема у Боннэ, [38] но безуспешно. Расстроенный, он вернулся в Берлин. Однако для нас, в данном случае, более важно проследить, что случилось с докладом Стэлэна о его разговоре с Боденшатцем, и, главное, выяснить подлинные цели, к которым стремились немцы, передавая через Боденшатца такую информацию. Какие цели преследовали Боденшатц, Геринг и Гитлер, преднамеренно организуя утечку рискованной информации о переговорах с русскими, которые, честно говоря, еще и не начинались?

Чтобы найти ответ, нужно временно оставить круг людей, уверовавших в призрак мира, в который военные, возможно, даже больше, чем гражданские, верили в те апрельские дни 1939 года. Реальностью были продолжавшиеся приготовления Гитлера к нападению на Польшу 1 сентября; реальностью были трудные, болезненно развертывавшиеся англо-французские штабные переговоры; реальностью были темпы перевооружения и развертывания вооруженных сил в Европе. Нам необходимо более пристально рассмотреть эти вопросы, прежде чем мы сможем вернуться к той любопытной информации, которую сообщил Боденшатц о переориентации Гитлера в отношении Советского Союза. Ибо «утечка» информации от Боденшатца, как мы увидим, ставила своей целью вызвать цепную реакцию событий, которые бы парализовали любые англо-французские намерения осуществить эффективные меры в поддержку Польши, дав Лондону и Парижу предварительный намек о проектируемом соглашении с Советским Союзом, которое на самом деле в это время было не чем иным, как всего-навсего возникшим у Гитлера намерением.

К этому времени Гитлер полностью определил характер своих противников в Париже и Лондоне. Теперь он начал досаждать им, завлекать их, подвергать искушению и запугивать. Он воспользовался результатами той «конфиденциальной» информации, которая «просочилась» в Лондон и Париж; он давал заверения и делал предупреждения, передаваемые через нейтральные каналы, находившиеся вне подозрений; и больше того, он сам делал публичные заявления, в том числе особенно характерное 28 апреля в рейхстаге, в защиту своей внешней политики.

В то же время Гитлер решил, что приближается благоприятный момент для нападения на Польшу. 11 апреля он дал указание о завершении работ над «планом Вейс»; были внесены новые уточнения в план нападения на Польшу и в начале мая внесены еще добавления. А по ту сторону Ла-Манша, где в апреле вновь собрался англо-французский штаб планирования и затянул переговоры на май, союзники либо сами входили, либо попадали в каждую ловушку, устраиваемую для них Гитлером. Они делали то, чего от них хотел Гитлер; складывающуюся обстановку они оценивали так, как этого хотел Гитлер. В целом это не было случайностью. Англичане не были глупцами, не были ими и французы. Это были трезвые реалисты, а не романтики, которым было не под силу позволить себе мышление в антинацистском направлении. Более того, очевидная достоверность переданной им информации привела их к самой тяжелой из всех ошибок. И опять сработала та повсеместная система дипломатических донесений, докладов разведки и хорошо информированных частных источников, объединенных в усилиях нарисовать впечатляющую картину, которую, как хотели немцы, англичане и французы восприняли бы как реальную. И они восприняли ее так.