— Вот как? Вот как? — сквозь зубы прорычал Мелин, не глядя на отца.

— Вот так. Ты, как и все в Лагаро, обязан подчиняться моим приказам. Тот, кто этого не делает, тот и есть изменник, — твердо ответил Лавр, наклонившись к сыну через стол. — И никому я не делаю исключения. А если то, что ты рассказал о моем кузене, правда, то и ему не будет никаких поблажек. Обещаю… Но пойми: рубить с плеча я не намерен. Я пошлю своего человека в Гош, он все разведает и доложит нам. И только после тщательного разбора всех сведений, всей информации, я смогу что-либо предпринять. Горячку пороть неразумно… И забудь эту илидольскую девчонку! Тем более, что она вышла замуж! Хоть у нее с головой все в порядке, — последние слова король сказал уже спокойнее. — Я, кстати, подумываю о том, что и тебе жениться пора. Двадцать лет — самый возраст… Но она должна быть знатных кровей и соответствующего воспитания. В этом вопросе, думаю, следует на Корнелию положиться: она знает множество подходящих юных леди…

Мелин ничего не ответил. С потухшим взглядом, сгорбившись, он опустился в кресло — у него уже сил ни для чего не осталось. Юноше очень хотелось пить, но графин уже был пуст, а другого в кабинете не наблюдалось.

— Иди к себе, отдохни. Я вижу: ты совершенно вымотался, — сказал, обратив внимание на состояние сына, король. — Ты ведь из самого Илидола ехал без передышки?

— Д-да, — с легким заиканием ответил молодой человек.

— Поверь, я нисколько не умаляю твоего поступка, — мягко начал Лавр. — Я ценю то, что ты так незамедлительно сообщил мне о своих опасениях. Я проверю их состоятельность, и все будет в порядке… Извини за резкость. И вот тебе совет на будущее: никогда не пори горячку.

— Я понял, все понял, — глухо ответил Мелин. — Я пойду к себе…

— Получи! Получи! На! Нна! — выкрикивал наследник лагаронского престола.

Его новый день начался с потогонной тренировки в фехтовальном зале. Он вызвал четырех рыцарей себе в противники и теперь сокрушал их ударами меча, заставляя высоких, широкоплечих воинов, из которых каждый был старше его лет на десять, клониться к земле.

Кронпринц отрабатывал приемы Небесного Дровосека. Неопределенность последних событий, собственное бессилие и невозможность изменить ситуацию в свою пользу давали пищу его агрессии. В каждый удар Мелин вкладывал часть своей ярости, и от этого они получались страшными по силе.

Звон клинков отдавался эхом под высокими сводами залы, сверкание оружия слепило, от фехтовальщиков несло едким потом. Ларик, наблюдавший за тем, как беснуется вельможный приятель, жмурился и ежился, и думал о том, что правильно сделал, отказавшись быть в числе противников Мелина.

— Нна! — в очередной раз рявкнул кронпринц, сверху вниз наискось рубя одного из рыцарей.

Тот успел подставить клинок, но сила удара была такова, что оба меча, жалобно звякнув, переломились. Обломки лезвий, словно молнии, разлетелись в разные стороны. Одно зацепило рыжебородого воина, стоявшего неподалеку — рассекло ему скулу.

— Проклятие! — выругался Мелин.

Пострадавший выругался более изощренно, хватаясь за рану — кровь хлынула по-богатому, заливая его лицо и стальной нагрудник.

Надо сказать, происшествие охладило ярость наследного принца, словно именно кровопролития ему и не хватало. Он выхватил из рук остолбеневшего мальчика-пажа полотенце и кинулся помогать раненому.

— Пустяки, ваша милость, — ответил тот. — Лишний шрам — лишняя краса для мужика.

— Что ж, — ухмыльнулся Мелин, — если твоя супруга будет недовольна, сваливай все на меня. Уж как-нибудь поправим дело.

Мужчины громко расхохотались, оценив двусмысленность шутки.

— Сказала девушка: 'Я все отдам за сей чудесный шрам', - резво срифмовал Мелин.

— Веселимся? — так спросил, входя в фехтовальный зал, принц Патрик.

Он скорее скалился, чем улыбался, сводному брату, снимая колет и натягивая на руки перчатки. Его свита — шесть юношей в ярких, усыпанных модными мелкими украшениями, одеждах — с похожим снисходительно-презрительным выражением посматривали на кронпринца и его команду.

— А я вот тоже решил побаловаться, — Патрик подошел к стойкам, чтоб выбрать себе меч: забракованные бесцеремонно швырял в сторону, не заботясь о том, что из-за падающих на каменный пол клинков получается много грохоту.

Мелин хмурился, глядя на высокомерного юнца. Потом взял другое полотенце, вытер лицо, выпил воды, предложенной пажом, и сказал:

— Что ж, я закончил. Балуйся, — и потянул через голову промокшую до нитки рубашку.

— Э, нет, — ухмыльнулся Патрик, выбрав-таки оружие — длинный, тонкий, прямой клинок, — я хочу просить тебя поучить меня. Я слышал, что ты большой мастер фехтовального дела. Так отец говорил. Думаешь, он тебе льстил? — и юноша сделал мечом пару впечатляющих по скорости и ловкости финтов.

Мелин понял — его вызывают. 'Хочет посчитаться за стычку в саду', - догадался он, улавливая весьма недоброжелательный взгляд Патрика, его горделивую позу.

— А не боишься? Со мною драться — не с леди кувыркаться, — стихоплетным намеком кронпринц послал младшему брату ответную стрелу.

Попал метко — юноша вспыхнул, ноздри его раздулись, глаза полыхнули яростью. Он ударил себя той рукой, что сжимала меч, по бедру и выкрикнул:

— Становись! Я тебя уделаю! Я своё имя у тебя на заднице вырежу!