Шрифт:
– Да, да, - говорила она, обращаясь больше ко мне.
– Mнe это стало известно значительно позднее тех событий...
Барон мгновение молча смотрел на нее, обернулся ко мне. В его серых глазах настороженность и удивление.
– Я вижу рядом с вами моего сына!
Мать встала, я шагнул к ней навстречу, потянулся ее обнять, но она удержала меня, крепко сжала руку, и я первый раз в жизни увидел в ее глазах слезы.
Барон тоже встал, быстро прошел к двери, распахнул ее, удостоверился, что около двери никого нет, вернулся к столу. Он не мог подавить охватившее его смятение и молча смотрел на нас. Наконец уронил:
– Случайность?
Взгляд его серых глаз был холоден и строг, это признак гнева. В гневе и в раздражении он никогда не повышал голоса.
– Случайность на фронте протяженностью в тысячи километров?
Ну что же! Быть может, наступил и конец. Что стоила моя безопасность, если в опасности мать и Марьюшка.
Никаких возможностей воздействовать на то или иное решение Рамфоринха я не имел. Что я мог противопоставить его неограниченной власти? Даже если бы он и не воспрепятствовал бы моему допросу в гестапо, мой голос не был бы услышан. И если бы следователь гестапо вдруг осмелился бы меня выслушать, вслед за мной и он был бы уничтожен, как и я. И каждый, кто прикоснулся бы к тайне моих связей с бароном, исчез бы из жизни. Только одно могло спасти мать, Марьюшку - его интересы, судьба его сына.
– Вам неизвестны некоторые обстоятельства, господин барон. Шесть лет назад я был в этом... селе.
– Подожди, Никита!
– остановила меня мать.
– Мне показалось, что ты о чем-то просишь господина Рамфоринха! Господин Рамфоринх, мы сейчас, конечно, в вашей власти... Но мой сын возле вас. И концы этой связи не здесь, и они недоступны и неподвластны вам!
– Вы меня пугаете? Вы мне пытаетесь угрожать?
– О нет! Господин Рамфоринх... Просто объективная оценка сложившейся ситуации... Вы ищете выхода из этой ситуации. Я вам его подскажу! На короткое время устройте здесь детей... Учителя сумеют их развести по домам... Я уйду, уведу с собой эту девушку, и никто никогда из ваших не найдет меня...
– Куда вы уйдете?
Мать подошла ко мне, барон отвернулся к окну.
– Как и куда ты пойдешь?
– спросил я ее.
– Это трудно...
Барон резко обернулся.
– Вы можете помочь матери?
– Могу! Если бы нашлись средства переправить их в Рославль.
– В Рославль вы проводите их на моей машине, и под охраной...
К барону вернулось самообладание.
– Пусть мое решение подтвердит мою веру в победу Германии. Сильный может себе позволить отпустить на свободу противника... Обладание властью иногда доставляет удовольствие показать эту власть!
Барон распорядился разместить детей в санатории.
В Рославль пошли две машины. Впереди представительская машина барона, сзади штабная легковая машина, впереди два танка и бронетранспортер с автоматчиками, сзади три танка и два бронетранспортера с автоматчиками. Насторожены были посты полевой жандармерии и гарнизоны узлов немецкой обороны. Короля химической промышленности охраняли, и никто не пытался даже поинтересоваться, кто едет в сопровождающей его машине...
В Рославле все оказалось труднее, чем я мог предположить. Связаться с Максимом Петровичем нетрудно.
Но как вывезти из города двух женщин? Город оцеплен и охраняется. Выйти двум путницам не разрешили бы...
Вывезти их Максим Петрович нe мог. Договорились с ним, что мать и Марьюшка должны оказаться в деревушке километрах в десяти от города, куда немцы без особой нужды избегали заглядывать. Пришлось еще раз просить барона о помощи.
– Сделав первый шаг, от второго шага не отказываются, - ответил он мне.
– Я все пресек бы, если бы все еще не нуждался в вас...
Я еще раз имел случай убедиться, что тайная власть выше власти явной. Мать и Марьюшку переправили в деревню. А сутки спустя я получил через тайник уведомление от Максима Петровича, что они "на месте"... Это означало, что они в партизанском отряде...
* * *
Танки генерала ворвались в Орел и повернули на Тулу. Настроение его опять приподнялось. Он поделился со мной известиями, что главные силы группы армий "Центр" завершили окружение крупной группировки Красной Армии в районе Вязьмы и нацелились на Москву.
Я поймал несколько его фраз, которые могли свидетельствовать, что он вновь уверовал в свою доктрину неотразимости танковых прорывов в глубокие тылы противника. Он уже не столь критично отнесся и к задаче, начертанной ему в указаниях из высших штабов, - спешно замкнуть кольцо на востоке от Москвы с соседними танковыми группами, наступающими севернее столицы.
Разведка ему доносила, что вплоть до Тулы не замечено серьезной группировки Красной Армии.
Казалось бы, все складывалось в лучшем для него варианте-танки оседлали дорогу и движение шло по открытой сухой местности, без болот, по осенним укатанным дорогам. В Орел танки ворвались внезапно. Когда первые танки выскочили на городские улицы, еще ходили трамваи.
Передовой командный пункт разместился в здании городского Совета, позже туда перебрался и штаб танковой группы.
На другой день пришло донесение, что танки выступили на Мценск.