Он еще что-то неистово орал. Жан-Жак прикрыл глаза ладонью. А Виктор исподлобья смотрел на него, подперев нос большим пальцем.

Я не вмешивался. Только теперь до меня дошло: Рыжов похитил Нику Самофракиискую не с научной целью, а… Как это дико, непредставимо! Он намеревался возвратить статую за выкуп…

— А я-то, дурак, ломаю голову: для чего ему Ника понадобилась, — уже не кричал, а с горечью говорил Андрей, и вид у него был такой, словно ему зуб вырвали. — Профессорский оклад у человека, дом, машина, премии… Нет! Все мало… Золота ему не хватает для полноты счастья! Ах ты ж, господи…

— Сколько вы собирались запросить с Лувра? — сказал Виктор. Спокойненько так сказал, деловито.

Жан-Жак раздвинул пальцы и посмотрел на него.

— Ну, сколько? — повторил Виктор. — Десять тысяч? Двадцать?

— А чего ты спрашиваешь? — вскричал Андрей. — Вернемся домой, пусть общественный суд с него спросит.

Жан-Жак прокашлялся.

— Горшенин, — обратился он к Виктору, странно усмехаясь. — Вы человек рассудительный, вы поймете меня правильно… Видите ли, я оставил там письмо, в котором попросил значительную сумму…

— Сколько? — осведомился Виктор в третий раз.

— Сто тысяч. Сто тысяч золотыми десятифранковыми монетами. Э-э, тридцать два с четвертью кило золота… Колоссальное богатство, Горшенин. И если вам удастся образумить этого юного максималиста, то… я готов щедро, очень щедро…

— Конкретно, — сказал Виктор. — Сколько вы нам отвалите?

Я ничего не понимал, и Андрей тоже изумленно таращил глаза на Виктора.

— Ну, скажем, половину. — Жан-Жак почесал подбородок. — Пятьдесят тысяч франков…

— Наполеондорами?

— Называйте, как хотите. До первой мировой войны золотые монеты были еще в обращении, я проверял… Вы будете обеспечены на всю жизнь.

— Подходяще. Что ж, я согласен.

— Виктор! — взревел Андрей.

— Погоди. — Виктор, прищурясь, в упор разглядывал Жан-Жака. — Но с одним условием, Иван Яковлевич. Мы вас оставим там, в одиннадцатом году. А из тех шестнадцати с осьмушкой килограммов, которые вы нам дадите, мы отольем золотую плевательницу с вашим барельефом и установим ее у входа в институт в назидание, так сказать.

— Позвольте!.. — У Жан-Жака даже глаза побелели от злости. — Это уже слишком!

— А грабить музеи — не слишком?

— Почему — грабить? Мы возьмем с капа… с капиталистов! И кроме того, этих людей давно уже нет на свете, поймите!..

— Не понимаю, почему вы упрямитесь, Иван Яковлевич? — спросил Виктор почти ласково. — Вам будет там хорошо. Купите себе этот… цилиндр, станете изобретать телевидение, пенициллин, нейлон — разбогатеете, как не знаю кто. Политикой займетесь. В католики запишетесь. Чего доброго, в премьер-министры выбьетесь. А мы вас будем навещать. Не часто, конечно, но будем. Ну?

— Как вы смеете! — закричал Жан-Жак, его белое лицо и желтые волосы были мокры от пота. — Да если бы я хотел украсть, то просто съездил бы лет на сто назад и… м-м… экспроприировал ценности губернского казначейства в нашем же городе…

Я подумал, что это вполне логично. Действительно, губернское казначейство — это куда проще. Да и к тому же Рыжов — в роли гангстера…

— Слишком просто для вас! — орал Андрей. — Вы человек с размахом!..

— Не имеете права! Я вас… Я хотел вас проверить…

В общем поднялся такой шум, что я чуть не оглох. Они все трое дико кричали друг на друга. Виктор требовал, чтобы Жан-Жака высадили в одиннадцатом году, Андрей хотел привезти его обратно, чтобы предать общественному суду, а Жан-Жак обвинял их в хулиганстве.

Наконец, они угомонились. Некоторое время в рубке было совсем тихо. Мне не хотелось вмешиваться в их дела, я только напомнил о своей просьбе: если можно, слетать ненадолго в древнюю Грецию, на остров Самофракию. Жан-Жак махнул рукой и устало закрыл глаза.

Виктор принялся перестраивать путевую программу, а Андрей вытащил стопку карт, отыскал нужную и определил координаты Самофракии.

— 40 градусов северной широты, 20 — восточной долготы, — сказал он. — Даю команду на рули.

Все-таки удивительная машина — СВП-7! Время со скоростью двухсот миллионов часов в час неслось за бортом, огражденным защитной зоной нуль-времени. Я бы сказал — со скоростью мечты…

И ведь никто со стороны не может увидеть машину. Вихрь, дерзкий взлет человеческого гения…