Увидев меня, приветственно махнул рукой Миха.

–  Привет, - киваю в ответ.

–  Как здоровье?
– с улыбкой интересуется он, попутно колдуя над каким-то коктейлем.

–  С утра поправил и полегчало.

–  Хорошо вы вчера посидели, - еще шире растягивается Миха в улыбке.
– Особенно мне понравилось, когда ты с помощью костыля изображал заходящую на цель… как там вы ее называете?…трещетку?

–  Вертушку, - хмуро подсказываю.
– И как это смотрелось со стороны?

–  Улетно!
– хохотнул Миха, сливая содержимое бутылок с пестрыми наклейками в шейкер.
– Пропеллер из костыля получился отпадный. Но больше всего мне понравился ракетный залп.

–  Чем… залп?
– спрашиваю, затаив дыхание.

Чувствую, что лицо не зависимо от моего желания покрывается пунцовыми пятнами стыда.

–  Шпротиной.

–  Так мы еще и шпроты ели?

–  Да чего вы только не ели, - тяжело вздыхает Миха.
– Никогда не думал, что худые столько едят и пьют. И куда оно в тебя влезает? Вот мужика за соседним столиком оплевал ты зря.

–  Миха, ты прости… - извиняюсь, приложив руки к груди.

Терпеть не могу просить у кого либо прощения, но в данном случае я основательно не прав. Человек решил меня угостить а я, кроме того, что сожрал кучу всякой разности, выпил порядочно, еще и ракетные удары шпротными зарядами устраивал и плевался в посетителей. Не хорошо как-то получилось. Не красиво.

–  Ты что?
– машет руками Миха перед моим носом.
– Это я должен тебя благодарить.

Дима, ты не поверишь, но ты, вот тебе крест даю, - он широко креститься шейкером, чем вызывает у меня улыбку, - гвоздем программы был после того, как дошел до определенной кондиции. Мы даже по просьбам посетителей музыку выключили, чтобы тебя не заглушала. В некоторых местах твоего рассказа женщины прослезились.

Особенно, когда вы, измученные трехдневным переходом по горам и геморроем, голодные и немытые выносили с поля боя своего командира. Честно говорю, как своими глазами все увидел. Тебе бы Дима мемуары писать.

–  Ну и что я еще рассказывал?
– хмуро интересуюсь у Михи.

–  Как вертушки, я правильно их назвал? да? просчитались и в драбадан разнесли позиции своих. Как вы матом крыли страну, пославшую вас в такую задницу, пока вас с воздуха утюжили…

Наклонившись через барную стойку, хватаю хозяина заведения за грудки и тяну к себе. Ткань пиджачка начинает потрескивать.

–  Миха, ты хороший человек, - заглядываю в испуганные глаза.
– Именно поэтому я тебе ничего не сделаю.

–  Но-но я… я же это…

Мой голос превращается в тихое змеиное шипение. Если бы этот мускулистый парень с добрым лицом знал… Да что он может знать? Все они видели войну лишь по телевизору. Их бы да на броню, калаш в зубы и в горы, где даже кусты тебя ненавидят, потому что ты захватчик. Это грязное слово читается даже на лицах детей, ненавидящих тебя уже только за то, что ты переступил порог их дома.

–  Миха, о таких вещах как война не шутят!
– мои руки привычным жестом перехлестывают полы пиджака, пережимая горло противника.
– Запомни это! Там, в этих гребаных горах гибли мои друзья. Многие вернулись инвалидами! Миха, ты даже представить себе не можешь… Ты хоть раз в жизни видел матерей, встречающих своих двадцатилетних сыновей ставших калеками? Видел? Ты видел их слезы? Почему-то никто и ни когда не смог дать внятных ответов на их предельно простые материнские вопросы! А штабеля цинковых гробов видел?

–  Н-е-ет, - хрипит выкатив глаза Миха, и пытается ухватить меня рукой за плечо.

–  А я, видел!
– Вдыхаю, считаю до десяти, выдыхаю и беру себя в руки. Главное не забывать, что передо мной не противник, а самый обычный человек.
– Видел. И врагу такого не пожелаю.

Отпускаю побелевшего парня и аккуратно поправляю на нем пиджак.

–  Я, не думал, что ты это так воспримешь, - массирует горло пальцами Миха.
– Наверное, неприятно об этом вспоминать?

–  Очень, Миха, очень. И давай без обид. Просто ты… ты зацепил растяжку в моей душе, и я взорвался.

–  Растяжка?
– не понял он.

–  Граната, за кольцо которой привязана тонкая проволока или леска натянутая, например, поперек тропы…

–  Понял. Можешь дальше не объяснять. Никаких обид, Дима.

–  И куда же я попал шпротиной?
– возвращаюсь к началу разговора.

Миха снова, как будто ничего и не случилось, растянулся в довольной улыбке:

–  В бокал с шампанским дамы за соседним столиком. Это было еще до рассказов. Ее спутник, амбал неимоверных размеров попытался было на тебя бочку катить. Не знаю, что ты там ему сказал, но утих он мгновенно и даже твою шпротину вернул.

–  Почти ничего не помню, - сдвигаю плечами.
– Как-то многовато событий для одной попойки получилось. А как все культурно начиналось.

–  Так всегда бывает. Я этого насмотрелся, но говорю честно - ты Дима уникум. Не смотря на, - он ткнул пальцем в сторону искалеченной ноги, - ты машина. Машина смерти. Даже страшно становится от осознания того, что из вас сделали.

Вспоминаю, за чем пришел.

–  А Ди где?

–  Ушла?

–  Давно?

–  Минут за тридцать до твоего прихода, - Миха снова занялся коктейлем.
– Сказала, что невероятно хочет спать, и ушла.