Эйлза чуть приостановилась.

— Тут, видишь ли, не коммерческий интерес, у Дика у самого выгодный бизнес. Но он любит ферму. За его легкими манерами скрывается сентиментальная натура.

Зелень ее глаз смягчилась.

— Когда же ферму унаследовала Элинор, Дик сунулся к ней с предложением выкупить. Цену та заломила несообразную. Вцепилась в ферму наша милашка не потому, что она так уж ей нужна, а оттого что ей нравилось знать: у нее есть что-то, что другому хочется позарез. Ты только что сказала, что смерть Элинор расстроила Дика, — Эйлза беспокойно прошлась по комнате. — Может. Но не из-за того, что она так уж сильно нравилась ему, а потому что временами он почти желал, чтоб она умерла. Тут какие-то искривленные чувства, — и, резко обернувшись, Эйлза взглянула на меня. — Может, это звучит несколько странно.

— Э, в общем, нет. Мне кажется, я понимаю, про что ты.

В глазах Эйлзы затеплилась оживленность, нежность, чего я никогда не наблюдала прежде.

— Тебя удивляет, что Дик способен чего-то сильно желать? Да? Люди часто удивляются, когда обнаруживается, что скрывается под легкомысленной внешностью. В Дике много чего есть, не видного простым глазом.

— Но это, — осторожно высказалась я, — можно сказать про любого из нас.

— В том, как живет Дик, есть некий кураж… э… не знаю, как бы это поточнее выразиться… Не всегда видно, но он тут. Наследственная черточка, присущая их семье, бесшабашность эдакая. И Элинор была такой же, но у нее эта черта проявлялась ярче. Она бравировала своей бесшабашностью.

Впервые я поняла, что Эйлза действительно недолюбливала Элинор. Почти всем, кто говорил со мной, Элинор нравилась — за исключением Бена Шорта, работника Барнардов, но Бен недолюбливал почти всех, или говорил так.

— На героя Дик непохож, — продолжала Эйлза, — и все же я убеждена — он ничего не боится по эту сторону земли. Но не обманывай себя мыслью, будто Дик такой уж солнечный, такой уж баловень судьбы!

Домой я ехала в весьма задумчивом настроении. Похоже, все мужчины, игравшие какую-то роль в жизни Элинор, обладали качествами, которых в них при поверхностном знакомстве и не заподозришь.

Когда я вернулась в отель, уже почти совсем стемнело. Я настолько увлеклась анализом новой информации, что вошла в сумеречную комнату и включила свет без тени беспокойства. И, принимая душ, не переставала думать о Дике: Дик освобождает меня от шипов роз в наш первый день знакомства, Дик, такой сияющий, мрачнеет, рассказывая мне про Элинор, Дик хохочет, но всегда добродушно над моей неумелостью на верховых прогулках.

Итак, Дик с детства лелеял голубую мечту владеть фермой Шредеров, считая, что у него больше прав стать ее законным владельцем, и только из-за несправедливости к его матери ферма не досталась ему. Он терпеливо копил деньги на покупку мечты, но Элинор продать отказалась, оттого, по мнению Эйлзы, что ей нравилось обладать тем, на что зарится другой. Повод для убийства? Нет, конечно. И однако…

Что одному кажется пустяком, для другого — огромная важность. Дик вовсе не тюфяк, отдающийся на волю судьбы. На что и обратила мое внимание Эйлза.

Я вытиралась, когда зазвонил телефон. Набросив халатик, я подошла.

— Доктор?

Голос хриплый, слышалось тяжелое дыхание, точно бы обладатель его долго бежал. Я тут же насторожилась: воспоминание о сиплом шепоте неизвестного еще живо сидело в моей памяти. Сознание, каждая клеточка моего существа напряглись в инстинктивной самозащите, я сосредоточилась, готовая вслушиваться, опознавать голос.

— Да?

— Пожалуйста, приезжайте! — попросил звонивший, я изо всех сил старалась уловить знакомые интонации. — На Скалистой дороге несчастье, сорвалась с горы машина, она зацепилась за дерево, едва держится, а в ней парень — как в капкане, зашпиленный приборной доской. Если машина рухнет в реку, он — тоже. Нам никак не освободить его… а он… — голос задохнулся от ужаса, — кричит, визжит. Может хоть морфий сумеете ему вколоть? Ради Бога, доктор! Скорее!

— Минутку, Скалистую дорогу я знаю, но как же я найду место аварии? А «скорую» и буксир вызвали?

Знакомых ноток не узнавалось, и сейчас голос стал звучать нормальнее, говоривший отдышался.

— Конечно же! И «скорую», и полицию, и тягач. Но им добираться из Авроры. Буду вас встречать у обочины.

— Понятно. Хорошо. Еду.

Но, положив трубку, я заколебалась. Глухая дорога, темень, авария, которую можно и проскочить. «Скорая машина». Меня ждут: «Буду встречать вас у обочины».

Вправду — авария? Или… западня?

Быстро сняв трубку, я попросила Страффорда соединить меня со «скорой» в Авроре. Мне тут же ответил мужской голос.

— Это доктор Фримен из Виллоубанка. Вас вызывали сейчас не Скалистую дорогу?

— Да, — удивился он. — Автокатастрофа. Машина уже уехала.

— Спасибо, — и, хлопнув трубку, я поспешно переоделась в рубашку и брюки. Значит, не западня, иначе не стали бы звонить в «скорую».

На всей скорости я погнала свой «остин» по Скалистой дороге. Машина шла отлично, но в потемках на дороге, которую я едва знала, все-таки не разогнаться. Мимолетно я подумала, как шикарно водит Дэнис блестящую свою красную «альфа ромео». Я льстила себя мыслью, что и я — водитель сносный, но вот бы здорово, если б за рулем сейчас сидел он.