все для спасенья,

но, не спасенные, снова грешим.

Ждем все прекрасней

от горлицы пенья,

чтоб насладиться до горлышка им.

Шорох листвы,

виноградные кисти,

двое собак, перезвон петухов...

Господи!

Что еще нужно для мысли,

нас отделившей от наших грехов?

Ждем.

Только слабо надежда дымится,

непостижимо туманен рассвет.

Горлица плачет.

Прекрасная птица.

В ней ни хулы,

ни предательства нет.

Для своего дорого сынишки

нет этой птицы верней и святей.

Что ж она плачет:

“Детишки... Детишки...”

Может, ей страшно

за наших детей?

* * *

Когда пора ослепнуть — прозреваем.

В ночной глуши, под панцирями век.

Вот молодость проходит гулевая,

Вот старостью отмечен человек.

Вот кружится дороженька лесная,

Вот дуб стоит, омелою повит.

Шагает лошадь, о цветах не зная,

А пыль, как ландыш,

бьет из-под копыт.

Любая на пути видна преграда!

И понимаешь ты, что не суметь

Остановить цветенья и распада,

Свирепости судьбы не одолеть.

Прекрасная и вечная природа

Во всем являет

смысла торжество.

Зачем же человеку год от года

Страшнее ощущение его?

Зачем душа предчувствует жестоко,

Что в темной человеческой судьбе

Давно перешагнул ты век пророка,

А не дано пророчества тебе.

Зачем же эта ясность золотая,

Лесных цветов

могущественный свет.

И запах камня. И тропа крутая

Туда, где ни цветов, ни света нет.

За радостью, работою и ленью,

За выпивкою, Господи, прости,

Зачем ты посещаешь нас,

прозренье,

Перед началом дальнего пути...

ЕЩЕ В ТЕ ДАВНИЕ ГОДА — как пишет Коржаков в своих воспоминаниях — не тех, известных, а других, секретных, проданных им Ельцину за миллион долларов, — в ту, значит, пору, когда Ельцин еще возглавлял московский горком партии, случилось ему как-то на Валдае отдыхать.