Ярослав. Владимир, Россия — 07.09.04

А спорить с Вами — не буду. Мы в неравных условиях. Вы сможете узнать, кто из нас прав (через 20 лет), а я — увы… На моей стороне — опыт. На Вашей — молодость. Я ЗНАЮ, как Время сокрушает идолов (где непревзойденные в начале века — того века! — Луи Жаколио, Жюль Берн, Луи Буссенар, Уэллс, Конан-Дойл, Кэрвуд, Джек Лондон? Кто их читает? Кто их ПОМНИТ сейчас?!). А Вам все кажется, что есть идолы, времени неподвластные. (Стоят же пирамиды?) Нет таких идолов. Есть памятники (Шекспир, Пушкин, Толстой…). Но они так редки! Да и они стоят лишь постольку, поскольку их «проходят» в школе. Перестаньте «проходить» — и через два поколения — рушится памятник. Кто сейчас в России читает Гомера? Данте? Платона? Платонова — и того практически забыли.

Что Вы думаете о творчестве Достоевского? Я о нем встречала диаметрально противоположные мнения: начиная с того, что он был святым и кончая тем, что он был сумасшедшим извращенцем. Интересно, а Вы какого мнения придерживаетесь?

Мельникова Елена. Москва, Россия — 23.06.05

Достоевский был Великим человеком и Гением. Это значит, что он был и святым, и грешником, и даже сумасшедшим извращенцем одновременно. Отсюда его великое знание человеческой сущности, умение проникать в самые недра человеческой психики, умение БЫТЬ любым из его собственных героев. Читать его трудно, иногда просто мучительно трудно, но не читать — нельзя. Человек, не читавший Достоевского, мало что знает о людях, о всем роде человеческом, даже если сам прожил трудную, сложную и разнообразную жизнь. Нельзя, конечно, сказать, что Достоевский сказал о жизни ВСЕ, но он сказал о ней, по-моему, все самое главное — на много-много лет вперед.

Кто Ваши любимые поэты?

Виктор Букин. Мурманск, Россия — 23.09.98

Когда-то я очень любил Гумилева и Киплинга. Теперь перечитываю стихи редко, главным образом — Пушкина. Впрочем, и у Александр-Сергеича предпочитаю, все-таки, прозу.

Разделяете ли Вы точку зрения, что Россия потеряла в лице Пушкина гениального прозаика, который, не случись ранней смерти, мог бы повернуть течение отечественной прозы в другое русло. Каковы на Ваш взгляд достоинства пушкинской прозы? Как Вы относитесь к его эпистолярному наследию?

Алексей. Хабаровск, Россия — 09.04.01

Я с Вами согласен абсолютно: Пушкин — прозаик гениальный, уникальный, создавший, по сути, прозу 19-го века — предтеча и Лермонтова, и Гоголя, и Тургенева, и Чехова, в конце концов. Повести его я перечитываю регулярно и каждый раз наслаждаюсь ими по-новому. Письма перечитываю тоже, но значительно реже и, как правило, по делу. Не люблю читать чужие письма.

Как Вы относитесь к антисемитизму Гоголя и Достоевского?

Рома. Киев, Украина — 31.05.04

Также примерно, как к алкоголизму Есенина, бретерству Пушкина, картежничеству Некрасова… Бытовые, «житейские» дефекты, которые могли бы быть (и зачастую становятся) определяющими у человека обыкновенного, но воспринимаются не более чем досадные «соринки в глазу», когда речь идет о человеке великом. Как говорится: «Но любим и ценим мы их не за это». Ведь антисемитизм это что-то, вроде нравственных прыщей, — противно, но, как правило, не опасно.

Как давно Вы перечитывали А. Толстого? Я недавно перечитал. Никак не мог понять, что находил в нем раньше? Последняя часть «Хождения по мукам» — контрольный выстрел.

Юрий. Аннаба, Алжир — 15.03.99

В «Хождении» надо читать только первые две части, причем желательно в ранних изданиях — до начала 30-х годов. В «Петре» — то же самое. Вообще не следует читать никакие книги А. Толстого, изданные после войны. К этому времени он полностью скурвился позволял себе уродовать ранние тексты в угоду моменту и самым безобразным способом.

Вы говорили, что разочаровались в творчестве А. Грина. Не могли бы Вы развить эту тему? Что именно заставило разочароваться, и почему раньше этого разочарования не было?

andry. СПб, Россия — 15.10.03

Грин — это все-таки автор романтический. Что само по себе, между прочим, удивительно, если учитывать, какую тяжелую и горькую жизнь он прожил. Впрочем, может быть, он как раз спасался от тягот своей жизни на улицах Лисса и в бухтах Зурбагана. Пока меня тянуло к романтике, я Грина любил, но с возрастом, когда я научился помаленьку находить свою сумрачную прелесть в каменных джунглях реализма, когда главным для меня стала достоверность текста, Грин сделался в моем представлении излишне легким, простоватым, слишком уж далеким от реальности. Процесс вполне распространенный — возрастная смена литературных кусов. В 40 уже не видишь прелести литературы, предназначенной для тинейджеров, а в 60 — вообще ничего, кроме, «фактической» литературы читать не тянет.

Расскажите, пожалуйста, в чем, на Ваш взгляд, состоят достоинства и недостатки Трилогии о д'Артаньяне Дюма? Почему она Вам нравится? Почему нравилась раньше? Изменилось ли Ваше мнение о ней за последние десять, двадцать, сорок лет? Как часто менялось мнение? Ну, не обязательно это, а вообще любые Ваши мысли об этой вещи?

Владимир Романовский. Нью-Йорк, США — 18.07.01

Трилогия Дюма — одна из самых любимых моих книг. Достоинства ее очевидны, я подчеркну только, что для меня это — прежде всего роман о друзьях и дружбе, равного которому в мировой литературе поискать. О любви вот написано много и сильно, о смерти, об одиночестве… А вот о дружбе? «Три товарища» Ремарка, и все, пожалуй. Больше ничего в голову не приходит из классики. Да вот еще и трилогия Дюма-пера. Что касается недостатков, то они чудовищны: безудержное чисто французское словоблудие — прежде всего. Чего стоит только вся история любовных приключений молодого Людовика вперемежку с интригами, интрижками и прочей разменной дребеденью придворного бытия. Бр-р-р! Впрочем, при перечитывании всю эту лабуду можно пропускать. Что я обычно и делаю. Говорят, что трилогия не избежала судьбы многих и многих романов Дюма, которые он отдавал на поток и разграбление своим «белым рабам». Очень похоже. Причем, сильнее всего это видно в последней книге («Десять лет спустя»). Но зато какова концовка! За эти последние слова д'Артаньяна («Атос, Портос, до скорой встречи. Арамис, прощай навсегда!») можно простить автору все. И я прощаю. С нежностью и восхищением.