— А как по-немецки «я вас люблю»? — экзаменовал он Куманькова. — А переведи на русский «едрихенштрихен». Не можешь? Хочешь, я переведу?

Он мешал работать, и Еремееву пришлось прикрикнуть.

Лозоходов присел на ступеньки, чтобы закурить, но тут же вскочил: из-за груды архивных папок с шумом и свистом ударила вода. Один из карбидных фонарей опрокинулся, потух, зашипел, распространяя едкий запах. Другой Куманьков успел подхватить. Все бросились смотреть, откуда льет и нельзя ли перекрыть воду. Пока раскидывали тяжелые связки, вода на полу поднялась вровень с краями голенищ.

— Саперы, боговы помощнички, осушили, называется! — клял Лозоходов цыбуцыкинскую гвардию. — Заделать до конца не могли!

Он первым перепрыгнул на бетонные ступеньки, изрядно черпанув сапогом.

— От черт! Дверь закрылась...

Сержант бил в нее сапогами, потом прикладом автомата: толстый щит из мореного дуба глухо отзывался на все удары.

— Товарищ лейтенант! — закричал Лозоходов сверху. — Дверь сзади подперли!

Сержант отступил чуть вниз и почти в упор всадил в дверь короткую очередь — одну, другую, третью... Пули вязли в сырой дубовой древесине, как гвозди.

— Стой, Лозоходыч! Прибереги патроны. Может, пригодятся в коридоре... Гранаты есть?

— Да не взял я сегодня сумку, тяжесть эту таскать... Орясина! — обругал себя сержант.

Еремеев обескураженно присвистнул:

— Веселые дела!

Вода поднялась до середины лестницы, Оресту стало не по себе.

— У меня есть граната! — заявил вдруг Куманьков и вытащил ее из кармана шаровар.

— Что ж ты молчал, тютя?! — накинулся Лозоходов, но, заполучив в руку тяжелый рубчатый «лимон», мгновенно сменил гнев на милость.

Они вошли в воду по грудь. Замирая от холода, прижались к стене. Лозоходов вырвал чеку, положил под дверь и прыгнул с лестницы.

Рвануло!

Тиснуло в барабанные перепонки. Шарахнуло фонарь об стенку. Секанули по воде и сводам осколки. Еремееву показалось, что он ослеп и оглох, когда вынырнул в кромешную темень и тишь подвала. Едкая вонь ацетилена и сгоревшей взрывчатки забивала ноздри. Рядом плескались Лозоходов и Куманьков.

— Живы?

— Да пока не зарыли! — весело откликнулся сержант.

Вылезли на лестницу, ощупали дверь — нижнюю половину вышибло, а верхняя крепко держалась в проеме.

— Ригель задвинули, сволочи!

Лозоходов отодвинул засов и распахнул огрызок двери. Полоснув из автомата в темноту коридора, сержант, словно в уличном бою, бросился вперед, пригибаясь и прижимаясь к стенкам. Еремеев с Куманьковым последовали за ним. Наверх выбрались благополучно, и серая сеть дождя показалась им самым прекрасным видением в жизни...

Доложив дежурному по отделу подробно, под запись, о происшествии в подвале и сообщив заодно свой новый адрес, Еремеев, дрожа от холода в отжатом, но все еще сыром обмундировании, побежал домой, не прячась от дождя. Свет в верхних окнах не горел. Дверь, как и днем, открыла фрау Хайнрот. Орест попросил ее вскипятить чайник, влетел к себе в комнату, разделся и крепко растерся старым шерстяным свитером. Натянул сухое белье, с великим удовольствием облачился в серый клетчатый костюм.

В дверь постучали,

— К вам можно, господин лейтенант?

Дита принесла поднос с кофейником, тремя кусочками сахара, ломтиком серого хлеба и розеткой, наполненной джемом из ревеня. Еремеев поблагодарил. Девушка сделала книксен.

— О, вас трудно узнать в этом прекрасном костюме! Носите его всегда!.. Господину лейтенанту ничего больше не нужно?

— Спасибо, Дита. Кстати, зовите меня по имени. Это проще. Меня зовут Орест.

— О-рэст?

— Чуть мягче — Орест. Греческое имя, у него смешной перевод — дикий.

— Фуй! — наморщила Дита носик. — Вы совсем не похожи на дикого зверя!

— Очень приятно... Насколько я помню, фрау Хайнрот зовут Хильда?

— Да. Вы можете звать ее тетушка Хильда, ей будет приятно.

— Дита, а как звали... господина пастора?

— Удо Мария Вольфганг.

— Удо?

— Да, Удо.

— Неудобно как-то жить в доме человека и не знать его имени. Пусть даже его нет...

— Да, господин Цафф был очень хороший человек.

— Лотта говорила, он жил в Индии...

— Да, много лет.

— А вот интересно, лютеранским священникам разрешается жениться?

— Разрешается. Но господин Цафф всю жизнь был холост.

— Как и я. Я тоже холост всю жизнь.

— О, господин лейтенант! — рассмеялась Дита. — У вас все впереди!.. Мне пора. Меня ждет тетушка. А то она подумает что-нибудь нехорошее... Если я вам зачем-то понадоблюсь, моя дверь напротив вашей. До свидания!

Орест погрел руки о кофейник, затем выпил подряд несколько чашек горячего желудево-черемухового кофе.