Почти в «полуглобальном» масштабе все эти процессы жестоких и стремительных завоеваний, разорение и гибель оседлого населения и его культуры, создание на основе разрушенных цивилизаций новой культуры, которую можно назвать синкретической, прекрасно прослеживаются на примере сокрушающего монгольского нашествия Чингисхана и последующего за этим образования нескольких несомненно процветавших государств — орд [222] .

По существу история огромной империи Чингисхана, его завоевательных войн, создание после его смерти отдельных меньших государств — орд, весьма напоминает историю сложения Тюркского каганата и возникших в степях после его гибели государственных образований, внутри которых сплачивались в народы различные тюрко-язычные этнические общности.

Начиная с Чингисхана в степях значительное место занимают монголоязычные орды. От Тибета до Черного моря прокатился по степям монголоязычный вал, поскольку в Империи, а затем и в Ордах монгольский язык был государственным.

До нас дошло большое количество источников, рассказывающих о зарождении монгольской империи, о Темуч-жине, которого монгольские ханы избрали ханом над собой и нарекли Чингис-хаганом (кааном) [223] , а следовательно империю Чингисхана мы имеем право именовать каганатом, как и тюркское государство VI—VII вв. История образования, развития и захирения монгольского государства характеризуется в целом теми же чертами и событиями, что и остальных степных государственных объединений начиная с Хунну и сяньбийцев и кончая каганатами VIII — X вв.

Рассмотрим эти черты, возможно полное выявление которых осуществимо благодаря обилию дошедших до нас источников и особенно важно потому, что многие из них ретроспективно можно переносить на более ранние государства. Во всяком случае неясные, глухо освещенные источниками явления, происходившие в кочевнических государствах более раннего времени, в ряде случаев именно благодаря источникам монгольского периода становятся понятными или хотя бы гипотетично объяснимыми.

Благодаря «Сокровенному сказанию» и «Истории монголов», написанной персом Рашид ад-Дином, мы хорошо знаем первые шаги образования монгольской империи. Монголы кочевали на определенных каждому аилу (семье) участках, а это значит, что они находились на второй стадии кочевания. В «Сокровенном сказании» подробно рассказывается о начавшемся еще до Темуч-жина брожении в ононских степях, о вражде племен, о борьбе их за главенство, о кровной мести, о возвышении одних родов и подчинении или гибели других. При этом постоянно подчеркивается существование в степях двух социальных групп населения: баатуров, которые роднятся между собой и решают судьбы остального населения, и простых пастухов — неравноправных членов аилов. Совершенно ясно, что баатуры были родовой аристократией монгольской этнической общности. Ясно также и то, что им было тесно в степях. Баатуров было много, земель же, скота, подданных и работников мало. Этим и объяснялось постоянное кипение в степях — угоны скота, истребление одного рода другим с обязательным уводом в плен женщин и детей, захваты чужих территорий. Среди разделившегося на классы общества невозможно было существовать патриархально-родовым коллективам. «Люди, что стоят на речке Тунгелик, живут — все равны: нет у них ни мужиков, ни господ; ни головы, ни копыта. Ничтожный народ. Давайте-ка мы их захватим»,— так говорил Бодончар своему брату. И пятеро баатуров захватили все большое кочевье, и «стали те у них слугами-холопами, при табуне и кухне» [224] . Таким образом, этот небольшой пример говорит о том, что задолго до рождения Темучина монголы разделились на классы, у них выделился значительный пласт родовой аристократии, жаждущей легкой наживы в войнах и набегах. До поры эти баатуры ограничивались грабежами внутри своей степи. Но они были уже подготовлены всем ходом истории к более обширным завоеваниям, к далеким походам. Требовалась организация и человек, который бы возглавил эту организацию. Появление в монгольских степях Темучина, выбранного за безжалостность, жестокость и непобедимость каганом в 1206 г., не было неожиданностью.

Завоевания Чингисхана в два десятилетия расширили государство на тысячи километров. В него были включены народы и государства, уже тысячелетиями существовавшие, с разработанной классовой иерархией. Однако представляет интерес тот факт, что Чингисхан в своей империи предпочел установить собственную иерархию, аналогичную той, которая была выработана в предшествовавших монгольскому степных государственных образованиях. Прежде всего была сохранена родо-племенная система. Общество делилось па племена, на сходках которых выбирались вожди — ханы, нередко объединявшие две функции административную и жреческую. Сам Чин-гис также был выбран па сходке.

С другой стороны, вся административная система была военизирована, делясь на десятки, сотни, тысячи, тьмы, так же как и в других степных государствах-завоевателях. Вассальные, т. е. ярко выраженные феодальные, отношения связывали хаанов только с их нукерами (дружинниками). Пожалуй, ко времени воцарения Чингиса можно было говорить, что побеждает в степях не тот хан, чей род (племя) сильнее, а тот, у кого больше нукеров и у кого они сильнее и вернее. Личная дружина Чингиса достигла 10000 воинов. Это было ядро армии, и в то же время они были обязаны следить за внутренним порядком в огромной империи (как лариссии у хазарского царя).

Завоевания предоставили в распоряжение империи почти неисчерпаемый экономический потенциал, поставили в зависимость от кочевников массу земледельцев и ремесленников [225] и этим на столетия приостановили естественный процесс оседания, который всегда шел внутри любого кочевого, организованного в государство сообщества. Монголы времен Чингиса и его ближайших преемников практически все были воинами, т. е. вели кочевую походную жизнь, занимались облавными охотами в мирное время и грабежом в военное. Крупные аристократы, поддерживавшие Чингиса, и его любимые нукеры занимались, помимо войны, и административной деятельностью. В степях начали появляться административные центры, постепенно перераставшие в города. Возникали они на местах зимних становищ, которые издревле были постоянными. Очевидно, те явления, которые прослеживались в других кочевых государствах, медленно проникали и к монголам. Так, на местах зимовищ, судя по сохранившимся сведениям, оставались какие-то, видимо все-таки неимущие, монголы. В одном из китайских источников сообщается, что на зимовище у р. Керулен «есть несколько лачужек с земляными кровлями, много возделывают землю, но сеют только коноплю и пшеницу», а в районе г. Каракорума «жители много занимаются земледелием и орошают поля водопроводами (арыками), попадаются и огороды» [226] . Сам же г. Каракорум быстро превратился из ставки хана и административного степного центра в настоящий город с собственными ремесленниками и оживленной торговлей. В Каракоруме, как и в хазарском Итиле, находилась зимняя ставка хана.

Таким образом, несмотря на огромные земледельческие ресурсы, захваченные монголами в Китае, Средней Азии, Восточной Европе, монголы, как и все рассмотренные нами выше кочевые народы, с организацией государственного объединения типа империи поддались общим процессам: возникшее экономическое неравенство и резкое деление населения на классы привело к появлению даже в сердце монгольской империи экономически неимущих кочевников, вынужденных наряду с покоренными народами заниматься земледельческим трудом. Следует сказать, что монгольская знать и богачи быстро освоили для жилья утепленные капами (внутренним отоплением) дома и дворцы, явно предпочитая их в зимнее время юртам. Летом же богатые монголы выезжали в степи, где пастухи пасли скот, а знать занималась облавными охотами, которые были для монголов прекрасной школой войны [227] . Тем не менее навыки земледелия, навыки оседлой жизни мощной струей вливались в монгольскую державу.

Развитая экономика, классовый феодальный строй, войны за мировое господство, т. е. за политическое преобладание, при которых не разоряли экономику захваченных стран, а заставляли ее служить себе вместе с податным населением,— все это типичные черты степного, государства. Огромные размеры этого государства, состояние постоянной войны, абсолютизм, доходящий до культа, позволяет называть его империей и сближать с империей Хунну времен шаньюя Модэ, империей Аттилы, Тюркской империей VI в. Многотысячекилометровые степные государства, объединявшие сотни народов и этносов, только что потерявших самостоятельность и поэтому, естественно, полных центробежных стремлений, могли существовать лишь под властью исключительно сильной личности. Поэтому, как правило, они распадались сразу же после смерти «императора».