Шрифт:
32
Но Разум с Чувством между тем от нас Уйдут, и волшебство их прекратится, Погаснет свет вот этих губ и глаз Во тьме могил, где жадный червь таится, В чудовищности мрачной слепоты, И нам не вспыхнут блески возрожденья, В дремотности той душной темноты Не загорятся золотом виденья; Бесчувственная смерть — гниенье, тьма, Глубокая холодная тюрьма. 33
Нет, дух наш лишь фантазией терзаем: Как знать уму — что мыслью не поймем, Ни чувством не постигнем! Мы не знаем, Откуда мы и как, зачем живем, Не знаем мы, какое Повеленье Велит гореть созвездьям в вышине, Влагает жизнь свою в зверей, в растенья, Вот в эти мысли. — О, поди ко мне! Я цепь кую, чьи звенья неразрывны, Огни их слишком ярки и призывны. 34
Да, да — горят огнем твои уста, Твой поцелуй пленителен, о, милый, И раз твоя погибнет красота, Пусть будет взор мой скрыт глухой могилой, Пусть я засну, чтоб не проснуться вновь: Что жизнь, не разделенная с тобою! Да, Цитну мудрой сделает Любовь, Когда погаснет Мудрость предо мною: Смерть темная, раз только смерть верна, Милей, чем жизнь, коль без тебя она. 35
Что мыслим мы, уносится теченьем И не придет к началу своему; Земля и Небо, с вечным их сплетеньем, Их дети — тучи, Свет, ведущий Тьму, Зима, Весна и все цветы земные Несутся в бездну, где их вечен плен; С тех пор как речь я начала впервые, Как много совершилось перемен! Но всякую прощу я жизни смену, Лишь не в тебе, лишь не твою измену". 36
Она умолкла, день меж тем погас, Умолкла, но как будто речь звучала В сиянии глубоких темных глаз, И ласка ветра прядь волос качала Так нежно. — "О, восторг моей души, Воскликнул я, — звезда любви безбрежной! Когда б я Небом был в ночной тиши, Я тысячами глаз с любовью нежной Глядел бы на тебя!" — Воздушно-нем, В ее улыбке вспыхнул мне Эдем. Песнь десятая
1
Не дух ли человеческий скрывался В коне, что громким ржанием прервал Наш сон, когда рассвет не зачинался? Иль тот, кто жив, велик ли он иль мал, С другими слит, живыми, и мышленьем Для всех один воздвигнут общий трон, Куда приходит каждый с приношеньем Посильным? И Земля, услышав стон Своих детей, сама, любя, тоскует, Своей любви богатства всем дарует? 2
Я часто слышал нежный зов друзей В речах, рожденных не душой людскою: Мне пел с воздушной лаской Соловей Среди плюща, меж тем как я тоскою Был угнетен; в долинах я видал, Как Антилопы легкие блуждают, В их голосах родной мне звук вставал, Они, как люди, чувствуют, страдают; Так мне теперь сказал тот гордый конь, Что вот уж скоро день зажжет огонь. 3
Тот конь могучий каждой ночью мчался Среди равнин, меж гор, во мгле ночной, И с пищею домой я возвращался; Но конь запятнан кровью был людской, Она текла везде: и в полумраке Волков я видел, коршунов и змей, Рычали одичавшие собаки, Гиены, с мерзкой жадностью своей, В ужасном мире трупами питались, Перед конем, как волны, размыкались. 4
С пределов отдаленнейших земли Рабы к Тирану шли и шли толпами, Их деспоты в них злой огонь зажгли; И как на Юге, жгучими волнами, Пожар жжет травы, окружив стада, Так шли войска держав соединенных, Вождем тех рабских войск была Беда, Их путь — пожары деревень зажженных; Земля дрожала от толпы людей, И море — от бегущих кораблей. 5
Они пришли от каждого народа, Толпы существ, лишившихся сердец, Не знавших, что такое есть Свобода; Они пришли с покорностью овец, Которых их пастух окровавленный Ведет на бойню; волей их владык Сюда пришел Татарин разъяренный, И Франк, и миллионы тех, чей лик Ветров Индийских ведал дуновенье, И Северные были здесь виденья. 6
От Идумейских были здесь песков Толпы теней, — чудовищное братство, Сын Азии был слушаться готов, Когда его, исполненный злорадства, Европы хищный сын учил пускать Стрелу в грудь пастуха, что на высокой Скале сидел — и в счастье — убивать, У дикаря улыбкою широкой Лицо сияло, и друг друга так Учили злу враги, сгущая мрак.