– Божьего утра, господин Лашанс. Друг наставника Габриэля… – Он посмотрел на клинок у себя в руке, который бросила ему Диор, темный, с запекшейся кровью. – А достоин ли этот друг владеть сребросталью? Мало кто в империи может претендовать на эту честь, парень.

– Я могу забрать его у вас, если угодно, – сказала Диор. – Я заслужил этот клинок.

Теперь я увидел тень трепета в глазах девушки и вопрос, поднимающийся в глазах Лаклана. По правде говоря, я не мог винить ни одного из них: Серебряный Орден пытался убить Диор, а для Лаклана вся эта картина, должно быть, тоже выглядела как семь видов странностей – встретить мальчишку с мечом из сребростали, в одежде, явно прихваченной из Сан-Мишона.

– Вы из монастыря? – Он посмотрел на меня, скривив губы. – Я бы сделал ставку на кровопролитие между Габриэлем де Леоном и человеком, который выгнал его из Ордо Аржен. Но, судя по вашему виду, аббат Серорук радушно принял вас?

Я, конечно, был очень рад этой неожиданной встрече, и в голове у меня на мгновение вспыхнули воспоминания. Но вопрос Лаклана здорово сбил меня с толку, а взглянув на семиконечную звезду у него на плаще, я почувствовал горькую тяжесть на сердце. И в голове возникла картина: собор Сан-Мишон и кровавая резня, которую я учинил перед безмолвным алтарем. Мысленным взором я видел, как пальцы сжимаются на горле Серорука, как пузырится кровь моего старого наставника, когда я прошипел последние слова, которые ему пришлось услышать на этой земле.

«Кто наплел тебе, что я герой?»

– Да черт со мной, – ответил я. – Что ты здесь делаешь со сломанной рукой, без клинка и со стаей порченых, кусающих тебя за неуклюжую задницу?

– У меня крутая задница. И зависть тебе не к лицу.

– Хорошо, что ты не забыл прихватить остроумие, когда оставил меч.

Вздрогнув, Лаклан опустился на корточки в кровавый снег, чтобы собраться с силами. В своей жизни он терпел и худшие поражения, это правда, но я видел, что и сейчас ему здорово досталось. Недолго думая, я потянулся за трубкой и санктусом.

– Я был в Оссвее по приказу Серорука. – Лаклан взглянул на юго-запад, и его красивое лицо помрачнело. – Вроде как помогал беженцам пересечь границу.

– Странная работа для среброносца.

– Это была чертова работа, брат. Последние несколько месяцев вся страна катится в бездну. Хуже, чем раньше. – Он поморщился, потирая кровоточащую руку, и голос у него стал темным, как смоль. – Черносерд захватил Дун-Мэргенн.

– Семеро гребаных мучеников. – Я взглянул на Диор, излучавшую высшую степень любопытства. – Несколько месяцев назад мы наткнулись на беженцев на дороге. Они сказали нам, что Дивоки сровняли с землей Дун-Кинн. А теперь у них в руках и столица?

– Ага. Ублюдки разнесли это место на шесть новых жоп мира, как я слышал.

Я щедро набил трубку и протянул ее старому другу. Он кивнул в знак благодарности, глубоко вдохнув, когда я обхватил чашу ладонью и чиркнул по огниву.

– Ну, это все равно не объясняет, что ты делаешь здесь без меча, Лаки.

Молодой среброносец надолго задержал дыхание, позволяя санктусу омывать его изнутри. Глаза у него покраснели, и он наконец выдохнул.

– Ветры мне принесли весточку от аббата примерно шесть недель назад, – ответил он мне. – Он отзывал назад в монастырь всех угодников-среброносцев. Все братья, независимо от миссии, должны были как можно скорее вернуться в Сан-Мишон. Я шел вдоль Мер на север, а вчера заметил дым.

– Дым?

– Да. – Он сделал еще одну глубокую затяжку, вдыхая красное причастие. – Дым валил из Авелина.

Диор напряглась, шагнув вперед, а мое сердце пропустило два удара.

– И почему Авелин дымился? – спросила она.

Лаклан пожал плечами, сплевывая кровь на иней.

– Потому что там был пожар, парень.

– Благая Дева-Матерь, – выдохнул я. – Что там, черт возьми, произошло?

– Не смог подобраться поближе, чтобы выяснить. – Лаклан докурил трубку, дрожа, пока санктус лечил его раны. – Два высококровки набросились на меня в темноте. Разрубили надвое моего сосья. Так я потерял меч и большую часть снаряжения. – Тут он похлопал по пяти колесцовым пистолетам у себя на груди. – И хотя я в долгу не остался и тоже проделал в них несколько новых лунок, чтоб подумали, порченых было много, а пуль осталось мало. Пришлось делать ноги, справиться с ними я бы не смог. Но, судя по тому, что я видел, Авелин в ужасном состоянии. Крепость на холме разбита в осколки, как стекло.

Кровь у меня застыла, когда Диор встретилась со мной взглядом.

– Аарон, – прошептала она. – Батист…

Живот скрутило, желудок сжался, превратившись в комок маслянистого льда, а дыхание стало слишком холодным, чтобы его можно было уловить. Поднявшись на небольшой холм, я поднял подзорную трубу и направил ее на юг. Снег падал густой пеленой, и мне не удалось разглядеть никаких признаков Шато-Авелин сквозь завесу, повисшую над гнилыми деревьями. Но теперь, когда Лаклан упомянул об этом, я мог поклясться, что здесь, на открытой ветрам возвышенности, я учуял слабый запах…

– Дым.

Диор подошла ко мне и убрала развевающиеся волосы с лица. В ее взгляде читался невысказанный вопрос, но я взглянул ей прямо в глаза и покачал головой.

– Мы не можем.

– Но Аарон. И Батист…

– Знаю.

– Ты же хотел навестить их сегодня утром! Я была бы мертва, если бы не они!

– Знаю. Но сейчас это слишком опасно.

Я стиснул челюсти, сердце у меня заныло.

Каждое следующее слово, которое я произнес, весило чертову тонну: