Елена поднялась с кресла, протянула руку к Роману:

– Я желаю прогуляться по саду и хочу, чтобы Капитолина и мой сын сопровождали меня. А тебе, Василий, поручаю позаботиться о Нине. Эпарху надо приказать, чтобы отстали от почтенной женщины со своими наветами. Отравитель теперь известен, ведь так?

Великий паракимомен склонил голову, соглашаясь.

Выходя из шатра, василисса обернулась к аптекарше:

– Ты, Нина, погости у меня еще немного. Пусть все разрешится сначала. А вечером опять побеседуем.

Императрица, зоста патрикия и наследник неспешно пошли по садовой дорожке в окружении цветущих розовых кустов и маленьких, затейливо подстриженных кедров. Античные мраморные статуи, расставленные по саду, безразлично смотрели им вслед. Скольких правителей они видели на своем веку, сколько раздирающих душу сцен. Слуги с легкими стульями и опахалами бесшумно двинулись за своей госпожой.

Нина, глядя им вслед, произнесла тихо:

– Я смотрю, мальчик-то сдержанный да покладистый. В прошлый раз нрав его был ох какой неспокойный. Неужто так на него отравитель подействовал?

– Может, и отравитель… да еще в тот день, когда тебя императрица принимала, оказался у императора на ужине отец Антоний из Студийского монастыря, что на седьмом холме. Василисса со мной разговаривала, слова твои передала, что избалован наследник, вот и дает нраву волю. Я испросил у императора на ужине позволения отправить в тот монастырь наследника на воспитание. Чтобы помочь ему нрав укротить да смирению научиться. Василевс согласился – ежели не будет улучшения у наследника в прилежании и сдержанности, то отправит он Романа на воспитание к монахам. Отец Антоний поддержал, сказав, что есть у них в обители брат Симеон – он и станет наставником сыну императора. Благочестивый, сказал, старец тот да аскетичный. А Роман разговор услышал. Случайно, – прищурил глаза Василий.

– И что же, теперь не сердится наследник да норов свой сдерживает? – удивилась Нина.

– Сама видишь. Даже перед Капитолиной извинился.

Оба помолчали, глядя на фигуры в глубине сада.

– Позволь мне, великий паракимомен, спросить тебя. Нашел ли ты злодея, что положил лукумадес в ларец? И проверил, правда ли сладость отравлена? Может, кто из слуг порадовать наследника решил. А я тут с отравлениями да ядами шум зря подняла.

Василий посмотрел на нее внимательно:

– Лукумадес тот я на птице из зверинца проверил… умерла птичка. Так что Малх отравить мальчика хотел, а не порадовать. И императора тоже, чтобы погубить династию.

– С чего вдруг он так решил? Неужто ничего ты за ним не замечал раньше? Неужто подкупили его?

– Это не он так решил. Подсказали ему, пообещали сделать великим паракимоменом при новом императоре. А замечал ли… Он был умен, сдержан, духом силен, читать любил. Его давно уже освободили из рабов, но оставили при дворце. Он и не спешил уходить. Хотя с историей его рода…

– Что за род у него?

– Его вместе с отцом взяли в плен. Отец его Саид из Хамданидов[66],командующий войском халифа при Мелитeне. Он и Мелитeну завоевал, и Самосaту. Великий воин был, жестокий только очень. Многих и ромеев погубил, и армян. А потом его собственный племянник похитил и передал великому доместику вместе с одним из сыновей. Чтобы самому в Мосуле править. А великий Куркуас привез Саида в град Константина, где его в подземелья кинули. Сына оскопили да при дворе оставили. Саид вскоре в подземельях умер. А сын вот вырос. Тяжело ему, говорят, было поначалу. Да человек ко всему привыкает: одни себя теряют, иные, наоборот, находят. Он, видать, решил, что надо жить, чтобы отомстить империи.

Нина ахнула:

– Это он тебе рассказал?

– Он рассказал о заговоре и о своих планах. Под плетьми молчать трудно. Об остальном нетрудно догадаться. Сама подумай. Его готовили быть таким же великим воином, как отец. А сделали евнухом при дворе императора ромеев. Вот он и жил с жаждой мести в сердце все эти годы. И дождался.

– Так это он мальчика травил? За что же мальца-то?

– За то, что тот мальчиком остался, а он…

Нина прикусила губу. Вот ведь как бывает. Отравитель, изверг, что мальчиков мучил, сам оказался мальчиком с вечной мукой в душе. Так одна жестокость другую рождает, превращает людей в дьяволов.

– Так, значит, великий доместик невиновен в отравлениях? Зря я, выходит, такого почтенного человека подозревала… стыдно-то как. Пойду к отцу Анисиму завтра, покаюсь.

– Не спеши каяться, Нина. Великий доместик готовился себя императором провозгласить. Не только с Малхом он договорился. Армия его брата к Константинополю идет. Друнгaрий флота тоже с ним разговаривал, поддержать обещал. Немало людей он втянул в заговор. Только не получилось ничего у него. Умирает доместик.

– Как умирает? Неужто император такого воина без суда и совета казнить решил? Не дело это! Горожанам не понравится, а уж армии и подавно. Быть опять восстанию.

– Куркуас императору преподнес в дар калам из резной слоновой кости. Костяной чехол надет сверху, чтобы острие защитить. А поперек оказалась серебряная игла вставлена. Если чехол снимаешь, то игла пальцы до крови царапает. А игла та да и весь калам тонким слоем воска с ядом покрыты. Великий доместик и оцарапался. Случайно. – Василий снова сощурился.

Нина, побледнев, прижала ладонь ко рту.

– Что же теперь будет?

– А вот это, Нина, уже не твоя забота. Ты лучше настой приготовь свой для наследника. Хотя он сейчас много кому во дворце пригодится.