После паузы предпринимаю ещё одну попытку — разговор как способ успокоить и его, и себя:
— Поедем смотреть квартиру, о которой ты говорил? Сегодня?

Александр качает головой и садится напротив.
— Сегодня не получится. Нужно съездить на производство.

— Понятно… — я обхватываю стенки чашки, грея стремительно остывающие руки.

Знаю: он предупреждал о высокой занятости и о том, что придётся с этим мириться. Но я не могу отделаться от мысли, что дело вовсе не в работе. Чаши весов — наши отношения и его привязанность к Марку — снова качнулись. А если Александр понял, что не сможет быть счастливым, зная, что сын его никогда не простит? Вдруг он выберет несчастливое, но комфортное одиночество вместо того, чтобы мучиться чувством вины?

Отодвинув чашку, я поднимаюсь, обхожу Александра со спины и опускаю руки ему на плечи. Твёрдые, как камень.
— Тогда я буду ждать тебя вечером, — стараюсь говорить ласково, чтобы он почувствовал мою поддержку. — Можно заказать роллы и посмотреть кино.

Не поворачивая головы, он находит мою ладонь и сжимает.
— Позвоню тебе, как только освобожусь.

…

Как бы я ни старалась отгонять тревогу, смог сомнений заволакивает собой весь день. В перерыве между лекциями снова и снова проверяю телефон — не пришло ли сообщение от Александра, и каждый раз, не находя его, испытываю разочарование.

Страх потерять его становится осязаемым. Вдруг он решил поставить на паузу наши стремительно развивающиеся отношения и отменить все планы? Не будет ни совместных ужинов, ни поцелуев, ни квартиры? Я не готова к такому откату назад. Испытания можно проходить только вместе, плечом к плечу.

На часах начало седьмого, а Александр по-прежнему не даёт о себе знать. Не находя сил поехать домой, я торчу в кафе, рисую эскиз платья — занятие, которое забросила после Абу-Даби.

Тревожности уже нет. Вместо неё — слезливость и настоящая паника. Всё ведь было так хорошо… И нет, мне не показалось. После звонка Марка между нами выросла стена отчуждения. Поэтому он не пишет и не звонит. Ждёт, что я сама сделаю выводы.

Погасив планшет, я в отчаянии хватаюсь за смартфон. Если Александр решил взять паузу — пусть скажет об этом сам. А если решил расстаться, он должен знать: шанса вернуть меня не будет. Я никогда не прощу. Не после того, как он позволил узнать, насколько хорошо нам бывает вместе.

Но вместо его голоса в трубке звучит механическое: «Абонент временно недоступен». Растерянно смотрю в окно. Как же так? Александр куда-то уехал? Заблокировал меня? Сменил номер?

Окончательно теряя контроль от неизвестности, открываю мессенджер и зло вдавливаю пальцы в клавиатуру:
«Наберись смелости поговорить со мной! Я не мячик, который можно бросать, когда хочется!!!»

Нажимаю «отправить» и, вскочив, хватаю пальто и сумку. Хватит сидеть здесь, как беспризорница в ожидании его звонка. У меня есть дом. И родители, которые, возможно, оказались правы насчёт него.

Дома всё становится только хуже. Помимо Александра, я продолжаю нелогично злиться на маму — за то, что отнеслась к нашим отношениям со скепсисом, и на папу, который как ни в чём не бывало спрашивает, буду ли я ужинать с ними. Я злюсь даже на Лию, которая по какой-то причине не отвечает на мой звонок.

Лёжа в своей кровати и зарывшись лицом в подушку, я чувствую себя одинокой и несчастной. Кажется таким несправедливым, что мир продолжает преспокойно существовать, когда моя жизнь рассыпается. Несколько раз в порыве чувств я даже хочу занести номер Александра в чёрный список, но осекаю себя голосом здравого смысла. Всё же ещё остаётся надежда, что он появится.

Надежда, которая с каждой уходящей минутой гаснет. На часах почти десять, дом притих, родители уже легли спать.

Превозмогая апатию, я заставляю себя подняться с кровати, чтобы смыть макияж и переодеться в пижаму. Не верится, что это происходит. Что завтра утром я проснусь без того ощущения тепла, которое, казалось, будет со мной всегда, без предвкушения нашей встречи, без ежедневной переписки. Неужели сказка была такой короткой? А ведь я успела представить всю нашу будущую жизнь: совместный отдых, наших детей, красивую свадьбу с цветочной аркой на берегу океана.

Прошлёпав в гардеробную, я выдёргиваю с полки мохнатого щенка, с которым спала в детстве, и приношу его в кровать. Прижав к себе, утыкаюсь носом в его мягкую макушку и закрываю глаза. В носу щиплет ещё сильнее. Мне так нравилось засыпать в объятиях Александра, и я совсем отвыкла спать одна.

Темнота спальни вдруг разбивается светом вспыхнувшего экрана, заставляя меня резко поднять голову. Поднеся телефон к глазам, я замираю в неверии. Столько эмоций проносится внутри за один миг: от эйфории, что он звонит, до испуга, что Александр лишь отреагировал на моё сообщение и нашёл в себе силы честно расстаться.

— Слушаю… — вопреки желанию звучать холодно, мой голос панически взвивается.

— Ты дома? Сможешь выйти во двор?

— Хорошо, — роняю я ещё до того, как успеваю подумать. — Сейчас.

Выскользнув из кровати, я босиком бегу по коридору, торопливо миную лестницу, вылетаю в прихожую и натягиваю пальто. Ноги просовываю в мамины мокасины — всё лучше, чем надеть ботильоны на каблуке с пижамой. Приглаживаю волосы и прикрываю за собой входную дверь.

Иссиня-белый свет фар, пробивающийся сквозь решётку ограждения, моментально слепит. Прикрыв глаза, я семеню к воротам. Внутренности колотит от страха неизвестности. Кто знает, возможно, сейчас мне предстоит самый тяжёлый разговор в моей жизни.