Ирен Маршан и Жорж Шарден заключили брак в мэрии Жуанвиля. Жорж отказался от религиозной церемонии, Только этого не хватало!

Я жена Жоржа. Навсегда.

По мнению знатоков, свадьба у Феликса прошла на редкость успешно. И заодно стала прощанием Ирен с друзьями. В следующий понедельник ее взяли на съемки фильма «Нитчево», крупного месячного проекта, который затянулся еще на девять дней, – под него заняли два павильона и в большом бассейне построили подводную лодку в натуральную величину. Режиссер, Жак де Баронселли, рвал и метал, потому что внутрь просачивалась вода, но из мастерской Ирен совсем не видела съемок – она должна была подгонять форму подводников, и ей выпала честь перешить тесное платье Сьюзи Вернон, которая во время примерки репетировала роль и не удостоила швею ни единым взглядом. Чего ради она учит наизусть? – недоумевала Ирен. Ведь фильм немой. Зато Шарль Ванель, пока она штопала обшлаг рукава, спросил, как ее зовут, улыбнулся, а когда три дня спустя она пришила пуговицу на его командирской гимнастерке и закрепила погон, он назвал ее по имени и поблагодарил. Ирен быстро выучила азы профессии: работать урывками и очень быстро, в суматохе, если главный костюмер сердится, огрызаться нельзя, а потом часами ждешь следующего обвала. В это время можно спокойно готовить костюмы к сцене, болтать с подружками – чего-чего, а сплетен тут хватает – и курить на улице. Она твердо усвоила золотое правило: не болтать лишнего, а если распускать язык, на следующий фильм не возьмут.

Пользуясь затишьем, Жорж пригласил Ирен в «Трианон» на «Черного орла», новый фильм с Валентино. Зал был битком. Ирен то и дело поглядывала на Жоржа, за развитием сюжета можно было следить по его лицу. Жорж волновался, топал ногами, хохотал, кусал кулак. На финальных титрах зал встал и взорвался аплодисментами, Жорж был в экстазе, Это один из лучших фильмов, которые я видел, или даже лучший. Ирен не разделяла восторга, сюжет показался затянутым, Валентино – слишком напыщенным и нагримированным для искателя приключений, ей больше по душе мужественный Дуглас Фэрбенкс, который великолепен в «Зорро», но она благоразумно помалкивала, тем более что в следующее воскресенье вместо танцев у Феликса Жорж снова захотел посмотреть фильм – и так каждое воскресенье, пока его крутили. Муж отпустил бачки, как у Валентино, и стал бриолинить волосы; иногда на прогулке Ирен замечала, как им вслед оборачиваются изумленные женщины, Неужели это он? В Жорже таился своего рода художник, завороженный грацией и легкостью Валентино, – это не актер на экране, а воплощение красоты и изящества, Жоржу так хотелось бы походить на него, обладать его непринужденностью и шармом, он мечтал блистать, подобно своему кумиру. Поэтому одевался как денди: рубашки с накрахмаленным английским воротником и серебряной булавкой, галстук в горошек, твидовый приталенный пиджак в тонкую полоску и высокие ботинки, – к счастью, эта экстравагантность стоила ему недорого, он умел подсуетиться и за сущие гроши прикупить детали костюмов после съемок. Когда он повел Ирен на бал в Шамбоне, она ступила на танцпол с изяществом Полы Негри, упоенно игнорируя завистливые женские взгляды, и старалась быть достойной парой этому необыкновенному мужчине. Танго вышло неплохо, а вальс получился рваным – она позволяла себя вести, но не предугадывала движения. Жорж сердился, Вот не умеешь ты танцевать с Валентино.

Съемки шли чередой, наслаивались, прекращались, начинались снова, откладывались, внештатникам приходилось подстраиваться и говорить спасибо, и горе тем, кто жалуется, Ирен ни свет ни заря ездила до Бийанкура через весь Париж, согласилась работать за сто семьдесят в неделю, не хотите – как хотите, перестала обращать внимание и на сверхурочные, и на собственную гордость, потому что в местной иерархии ниже костюмерш только уборщицы, часто двери студий захлопывались перед носом, У нас полный набор! или, что еще хуже, Следующий фильм только через месяц. Нет съемок – нет и денег, приходится затягивать поясок. Сколько еще так продлится, пока ты не сломаешься? Феликс нанял ее воскресной помощницей, но этого не хватало. Ирен подменила приятельницу, которая уехала в провинцию сыграть свадьбу, а до того работала на дому, обшивая богатеек из Сен-Мора. Поспокойнее, чем на студии, платят лучше, да и все то же портновское дело. Платья по выкройкам для нарядных девочек, матросские костюмчики для мальчиков. И занавески. Она даже штопала носки. Все подспорье в домашнем хозяйстве. К тому же одна из женщин, на которых она работала, оказалась приветлива. Не то что режиссеры, которые обращаются с тобой, как со скотом.

Валентино госпитализировали в клинику на 50-й улице с сильной лихорадкой после операции. Ему всего тридцать один, а состояние его безнадежно. Боже, неужели он умрет? Этого не может быть, все вранье. Его наверняка отравили. Восемь дней подряд тысячи людей стояли на тротуаре, перекрывая движение, бесчисленные букеты цветов громоздились у входа. Жорж пребывал в ступоре, не веря в происходящее, он следил за агонией, приникнув ухом к радиоприемнику и ловя каждое слово из выпуска новостей. Даже после смерти брата от испанки он не горевал так беспросветно; сказавшись на студии больным, он, неверующий, всегда кичившийся тем, что не бывал в церкви, отправился поставить свечку святому Карло Борромео. Опустившись на колени перед Пресвятой Девой, он сложил ладони и молился бог знает кому. Те же молитвы возносились на всех континентах, люди в тревоге молили о выздоровлении. И тут трагедия! Двадцать третьего августа 1926 года. Страшный день. Величайшая звезда всех времен погасла. Мир рухнул. Всю следующую неделю десятки тысяч людей днем и ночью проходили перед его гробом. Сто тысяч пришли на похороны в Нью-Йорке, женщины бросались с небоскребов, чтобы воссоединиться с ним в вечности.

Для Жоржа время разделилось на до и после, жизнь потеряла смысл, он сидел в прострации, не ел, не мылся, не отвечал, когда Ирен к нему обращалась, иногда по щекам катились слезы, и он их даже не утирал. Тяжесть давила на грудь, не давая дышать. Врач отказался прописывать лекарства, которые сделают только хуже, посоветовал заняться физическими упражнениями и есть красное мясо. Эта болезнь оказалась совсем некстати, Ирен работала в Эпине над «Жаном Шуаном» и была по горло завалена подгонкой костюмов революционной эпохи на статистов. Она возвращалась в полночь, брала Жоржа за руку, вытаскивала из дома, и они гуляли по берегу Марны – он плелся, как немощный старик, она пересказывала студийные сплетни, упоминала Луитца-Мора, такого любезного режиссера. Слушал ли Жорж? Ирен не знала, как донести до его сознания, что за эти три месяца сбережения растаяли, на следующий платеж она еще наскребет, но что делать, если он не вернется на студию? Я слышала, что Дефонтен наконец-то берется за «Бельфегора», с понедельника начинается подготовка к съемкам на три месяца, они сейчас набирают команду. Тебе надо встряхнуться, Жорж, подумать о чем-то другом. Жорж замер, глядя в пустоту, потом взял руку Ирен, сильно ее сжал, Я хочу, чтобы у нас родился мальчик, мы назовем его Рудольфом.

Жорж вернулся на работу, стал приносить домой получку, но больше не улыбался, приходил поздно или не приходил вообще, ничего не объясняя. Ребенка все никак не получалось. Почему так долго? Если окажется, что Ирен не способна родить, это станет катастрофой. Жизнь текла почти по-прежнему, Жорж переходил от фильма к фильму, Ирен часто простаивала, он пытался замолвить за нее словечко главному костюмеру, но тот не брал ее, потому что она медленно работает, Мы занимаемся кино, а не высокой модой, тут надо пошевеливаться, и потом, твоя жена не хочет в конце дня гладить костюмы, мол, она портниха, а не гладильщица. Жорж работал в Булони над интерьерами «Наполеона» Абеля Ганса, съемки которого начались два с половиной года назад, стоили целое состояние, на них были заняты двести техников, и требовалось построить сто пятьдесят декораций в натуральную величину; Жорж трижды переделывал бальный зал поместья Мальмезон – Ганс, из раза в раз недовольный пастельной росписью, требовал, чтобы оттенки соответствовали общему колориту замка, хотя фильм черно-белый, Псих, который воображает себя художником и снимает по двадцать дублей. А Дьёдонне [6] возомнил себя императором и разговаривал только с самим собой. Продюсер рвал на себе волосы, съемки по шестнадцать часов в день вымотали всех, Жорж ночевал в пансионе в Булони, чтобы не таскаться туда-обратно, фильм должен был идти восемь часов, продюсер разорился, съемки остановились, потом возобновились. Жоржа выставили со съемочной площадки после драки с коллегой, которому он засветил в глаз, когда тот назвал Валентино «пидором, размалеванным, как девка» и посмеялся над его гротескной мимикой, – оба замечания были нестерпимы для Жоржа, который проводил вечера в кинотеатре «Мажестик», где безостановочно крутили «Сына шейха», посмертный фильм почившего кумира, прекраснейший из всех, и при каждом просмотре он восклицал, как современна и потрясающе убедительна актерская игра величайшей звезды всех времен, ушедшей так рано. Во время съемок ленты «Деньги» Марселя Л’Эрбье Ирен обнаружила, что беременна.

Наконец-то.

Жорж редко появлялся дома, и когда он забежал за кое-какими вещами, она сообщила ему прекрасную новость. Кажется, он удивился, Ну надо же! И тут же исчез. Она воздержалась от замечаний – ведь он мгновенно взрывается, будет кричать, упрекать ее в том, что она все время жалуется и не хочет работать, а однажды он схватил ее за руку и начал трясти, как грушу.

По воскресеньям она оставалась одна, Жорж больше не водил ее потанцевать.

Из-за кризиса в Жуанвиле уже три месяца не было съемок, – к счастью, Ирен работала портнихой на дому. Мадлен Янсен хотела поменять двойные шторы в своем огромном доме в Сен-Море посреди парка и фруктового сада, Нужно что-то повеселее, с бахромой и цветными подхватами. Расходы на позументы ее не волновали, она заказала ткань из Венеции. У Мадлен был особый характер, она не ведала усталости даже после ежеутренней двухчасовой прогулки быстрым шагом. Едва проглядывал луч солнца, она устраивалась в шезлонге за лавровой изгородью и могла загорать так часами. Со своим мужем, капитаном Янсеном, она лишь неделю оставалась в Суассоне, где квартировал в казармах его 67-й пехотный полк, Я чуть не умерла со скуки, вы себе не представляете, там ничего не происходит, ну просто-таки ничего. Года через два Шарля, может быть, переведут в Нанси или Ренн, а позже в Париж.

Они с Ирен обнаружили, что родились в один день, но в разных местах. Мадлен, чья вера в знаки судьбы и в синхроничность была тверже гранита, восхитилась таким совпадением, а вдобавок у обеих одинаковый рост, метр шестьдесят три, и один размер ноги, тридцать девятый [7] , Нам было суждено встретиться. Мадлен решила отметить их общий день рождения вместе, с кузинами и соседками; сама она питалась только миндалем и грецкими орехами, но заказала шоколадный торт и домашний бисквитный пирог с клубникой; обе одновременно задули свечки. Одна была счастлива, вторая – нет. Можно ли стать настоящими подругами, если вы принадлежите к разным мирам? – думала Ирен, не привыкшая ни к такой роскоши, ни к такой легкости. Но Мадлен заявила, что кого хочет, того и любит, Дружбу чувствуешь, это не объяснить.