— Я обозначил условия. — Все так же непримиримо говорит Митя, — никакого насилия.

— Да-да, мы в курсе, мальчик, — грубо прерывает его Черный, — какое, к хуям, насилие? Делай все по лайту, девочке зайдет.

— Да, я смотрю, вы в этом профи… — замечает Сказочник, и я вижу в этом намек на то, что наша возня на заднем сиденье не прошла мимо него.

— А то! — Черный рассеянно скролит ленту, снова находит то, что ему не нравится, кривит губы и злится.

Серый тормозит возле апартов.

— На связи, — коротко говорит он Сказочнику, и тот выметается с переднего сиденья.

Черный выпрыгивает с заднего, вынимает меня, чмокает в губы, от души, но как-то мимолетно. Чувствуется, что мыслями он уже не здесь.

Садится к братцу на переднее и тут же утыкается в телефон.

А Серый, скользнув по мне яростно холодным взглядом, прикуривает, кивает и… Выруливает со стоянки.

А я стою, как дура, смотрю вслед большой белой машине, трогаю машинально пальцем губу, словно чувствуя до сих пор вкус поцелуя Черного. И злюсь.

Потому что Серый не поцеловал…

— И че это было, блять? — спустя минут пять молчания, которым мой братишка феерически умеет выносить мозг, не выдерживаю я, — какого хера ты танцы на дороге устраивал?

Мелкий мудак молчит в своем фирменном мудацком стиле, рулит, курит, спокойно втягивая дым и выдувая его ноздрями. Дракон на минималках гребанный.

И я вот прямо чувствую, что назрела у нас беседа, серьезная очень.

И совсем не по поводу дел насущных, чтоб им провалиться. Потому что перед заказчиком мы единым фронтом, это понятно. А вот между собой — терки с некоторого момента. И я его даже знаю, этот момент.

Мелкий, красивый, сильно умненький и шустрый момент.

И надо бы все прояснить до той минуты, когда к Вопросу приедем. Потому что там у него нам нельзя показывать даже малейшее недопонимание.

Братья Жнецы тем и несокрушимы, что едины.

Нас не сломить, наши яйца самые бетонные, бошки самые крепкие и прочее все в том же духе.

Хер ли! Столько лет на репутацию работали и сейчас все проебать?

Из-за наших внутренних разборок?

Нихуя.

Но решить вопрос можно, только разговаривая. А это нереально сделать, пока мелкий засранец молчит. И что-то там варит в своей дохера умной, но совершенно ебанутой башке.

— К обочине пиздуй, — командую я, глянув еще раз на экран, где у Вопроса уже, походу, истерика началась, судя по обилию голосовух, и решив, что за пять минут лишних он в мир иной не отъедет. Крепкий, сучара лагерная.

Серый молча, никак не комментируя вообще мои слова, выруливает к обочине. Глушит мотор, откидывается на спинку сиденья, курит, глядя перед собой.

— Ну? — я уже теряю терпение. В отличие от этого ледяного мудака, я не умею долго копить гнев, сразу выплескиваю. Обычно после этого тишина вокруг наступает. И мертвые с косами.

Брат знает эту мою особенность, обычно вовсю пользуется.

Но сейчас однозначно перегибает.

— Что ты думаешь делать дальше?

Ох, бля.

Умеет быть неожиданным, говнюк мелкий. И, самое главное, не конкретизирует. И понимает, что я понимаю, о чем он.

— Варианты? — тоже врубаю я холод.

Не он один умеет.

Мы, так-то, сыновья одних родителей. И папаша у нас один, чтоб ему в гробу вертелось, словно шашлыку на шампуре.

— Я уже все сказал, — не обманывает моих ожиданий Серый, — а вот ты, со своим “посмотрим”…

— А что я ей должен был сказать? — меня дико удивляет претензия, — что мы ее не собираемся отпускать? А как я бы это аргументировал?

Серый пожимает плечами. Его отсутствие аргументов никогда не ебало.

— А зачем ей что-то объяснять?

Смотрю на него в легком шоке, прикидывая, стебется он надо мной сейчас или реально настолько незамутненный, понимаю, что второй вариант, и в бессилии давлю сигарету кулаком.

Особенности братца во всей красе.

И вот как этому долбоебу красочному объяснять, что девочка — не наша собственность? Что мы ее на время взяли, и она — не то, чтоб сильно желает продлевать контракт. И что, если мы хотим и дальше ее трахать, а мы хотим, тут без вариантов, то надо бы какие-то правильные действия в эту сторону предпринимать. Чтоб она поняла, что ей с нами хорошо будет.