Шрифт:
Тон у Черного по телефону был многообещающим. И таким же многообещающим было молчание его брата.
Ох, Аленка… Знала бы ты, чем я рискую ради того, чтоб тебя не сдать…
Наблюдаю, как на стоянку заруливает уже знакомый здоровенный белый джип.
Интересно, почему все внутри сжимается? И, вроде как, не совсем от страха… Привыкаю, что ли?
41. Как это делают профи
Несмотря на полное осознание грядущей задницы, я с места не трогаюсь и вприпрыжку к джипу не бегу. Не до такой степени больная потому что.
Стою, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, и наблюдаю, как открываются двери машины, как одновременно выступают на асфальт двое высоченных пугающих мужиков. И тут прямо не поймешь, кто из них более… пугающ.
То ли Черный, огромный, жуткий с этой своей недо-бородой, которая уже практически борода и мрачной рожей, поперек которой прямо можно штамп ставить: не влезай, убьет.
Его брат, как обычно, прячется за стеклами очков. И потому холоден, как змей. И такой же гипнотический… Его экономные движения, показательная небрежная легкость, в этот раз подчеркнутая простой рубашкой без галстука, завораживают, как змеиный танец…
Боги… Они и поодиночке-то жуткие и смертоносные, словно хищники в дикой природе. А уж вместе впечатление совершенно убойное производят.
И вот эти практически двести кило смерти и ярости целенаправленно движутся в мою сторону, как самонаводящиеся ракеты.
Достигнут цели — будет взрыв!
Но бежать — не вариант.
Да и дух захватывает. И ноги подрагивают. И трусики… Ну нет, не до такой степени! Да?
На крыльце универа толкается народ, и то, что тут появились новые действующие лица, вполне уже многим знакомые по видосикам и офигенному сарафанному радио, замечают все.
Сразу определяют основную цель налетчиков.
Самые наглые, безбашенные и не умеющие делать выводы вытаскивают телефоны.
Самые предусмотрительные отползают с линии обстрела.
Самые тупые бросаются под ноги.
Это я о Вичевской, если что.
Откуда она вылетает, из какого угла, фиг ее знает.
Но оказывается на пути Жнецов вовремя, оступается на лестнице прямо-таки профессионально, тонко и нежно взвизгивает и падает прямо в руки Серого!
Я смотрю в его лицо и, наверное, впервые за все время нашего с ним знакомства, вижу в нем легкий намек на удивление. Легчайший… Но даже это буквально ножом по сердцу!
Серый машинально перехватывает за тонкую талию, придерживает пару секунд на весу испуганно округлившую пухлый рабочий рот Катьку.
Она тут же принимается шлепать губами, словно рыбка, и что-то бормотать тихо и взволнованно…
Вот тварь!
Ну надо же, а?
Моргаю, переводя взгляд с лица Серого на моргающие ресницы Вичевской. И чувствую, как меня заполняет злоба злобная!
Какого фига он на нее смотрит?
Черный, чуть сбившись со своего экономного шага, косится на замешкавшегося брата, вздергивает бровь.
А затем спокойно продолжает движение! Ко мне!
Встает на две ступени ниже, так, чтоб наши лица оказались на одном уровне, изучает мое напряженное злое лицо, а затем кратко уточняет:
— Ты попутала, конфетка?
— Это ты о чем? — злобно фыркаю я, ощущая, как недавняя робость и чувство надвигающегося пиздеца полностью сменяются боевой яростью. Потому что какого хрена его брат тискает эту дуру? Он должен был ее, нафиг, бросить на лестнице прямо! Знаю, неправильно, но похер! Я злюсь! И мне не нравится это чувство. Мне не нравится сцена, увиденная только что.
Права никакого у меня на эти эмоции нет, но… Пофиг!
— О твоих словах дерзких, — скалится Черный, показательно засовывая здоровенные ручищи в карманы свободных джинсов. Ему похер, что его слышат все, кто стоит рядом, а те, кто чуть подальше из соображений безопасности, торопливо настраивают чувствительность микрофонов.
— Я сказала то, что думаю, — независимо задираю я подбородок, — а ваше дело — слышать меня или нет. Все равно, я вам ничего больше не скажу.
— Знаешь… — задумчиво оглядывает меня Черный, — я думаю, что был не прав…
Я настолько не готова услышать сейчас эти слова, что реально повторяю мимику Катьки. То есть, открываю рот и хлопаю губами.
— Ты оставила, — раздается за моей спиной тихий голос еще одного участника событий.
Поворачиваюсь и с удивлением смотрю на Сказочника, протягивающего мне накопитель.
Морда у него совершенно дебильная, на мой взгляд, глаза пустые, и, как всегда, абсолютное отсутствие чувства момента. То есть, ему похер, что я тут стою и ругаюсь с пугающим мрачным мужиком, которому может не понравится вмешательство. И также пофиг, что к нам уже приблизился еще один мужик, не менее пугающий, у которого тоже ко мне дело имеется.