— Скрепка. Давай вытащим симочку из телефона этого… япошки. Только сам, у меня чёт руки трясутся.

Я достал телефон и воткнул скрепку в узенькую дырочку на боку

— От телефона лучше избавиться, наверное, — сказал я. — Хотя, думаю, там есть кое-что полезное. То, что нам может пригодиться.

— Может и так, — кивнул он и добавил, будто разговаривая сам с собой, рассуждая вслух. — Понимать бы ещё, чем мы занимаемся.

— На, держи, — сказал я, возвращая нож и симку. — Подержи пока, чтобы не потерять. Чем мы занимаемся, спрашиваешь?

— А? — повернулся Кукуша. — Нет, это я так, сам с собой.

— Мы с тобой, Кукуша… — покачал я головой, — мы с тобой строим Царство Правды.

— Ага, — кивнул он.

— А для того, чтобы построить любое царство, одних благих намерений недостаточно. Бывает нужно пройти через боль и кровь.

— Ага, — снова кивнул Кукуша. — Где-то я это уже слыхал. Поехали, поехали. Сейчас тут шерстить начнут.

Я нажал на газ, и мы аккуратно двинулись в путь. Ехали, погрузившись в собственные мысли. Тихонько играло радио, настроенное на ностальгическую станцию.

Наступает ночь,

Зовёт и манит,

Чувства новые тая.

Только лишь поверь,

Что ночь сильнее дня…

Вдруг Кукуша вздрогнул. Зазвонил телефон.

— Матвеич, сука, — выдохнул он, нажимая на зелёное пятно. — Да, Матвеич, здорово.

— А вы где есть-то? — с ходу заорал по громкой Матвеич. — Чё случилось?

— В смысле, что случилось?

Кукуша покачал головой и ткнул пальцем в часы, напоминая мне, что мы опоздали на встречу.

— Как что случилось? — переспросил Матвеич. — Мы пришли, а вас тут хер ночевал. Завтра так же будет?

— Не кипишуй, — просипел Кукуша. — Завтра всё путём будет. И сейчас тоже. Мы уже подъезжаем. Делишки кое-какие возникли. Неотложные.

— Твою мать… Через сколько вы будете?

— Десять минут, братан, подождите, скажите Любе пусть вас угостит. Возьмите пивка и чего захотите. Мы уже.

Кукуша отключил телефон и снова выругался.

— Примчались уже, — покачал он головой.

Я кивнул:

— Да уж, промашка вышла. Ну ладно, поднажмём.

— Эй, эй, эй, осторожно только, помедленней! Там камера. И на мосту три радара подряд. Ты давай, под штрафы меня не подписывай.

— Окей, брат.

— Какой я тебе брат?! — воскликнул он и рассмеялся тёплым сиплым смехом. — Я твой дядя.

— Конечно, дядя Слава, — усмехнулся я.

— Хочу сказать, с таким племяшом… — сказал он, будто удивляясь. — С таким племяшом больше никого и не надо.

— Ну ладно, извини, Кукуша, я тебя втянул в передрягу, конечно. Ты жил спокойно, а тут я, здравствуй, дядя Слава…

— Не-не-не, — замотал он головой. — Разве ж я жил? Так, доживал в свои неполные пятьдесят, а тут прямо закрутилось, заклубилось. Я будто помолодел даже.

— Куда молодеть-то тебе? И так не старый.

— Я вот что подумал, — продолжил он. — Мне там Любка всё про здоровое питание талдычит. Наверное, я с пивасиком-то подзакручу крантик. Похудеть надо, а то за тобой не угонишься.

Я заржал.

— Чего?

— Правильно, — кивнул я. — В здоровом теле здоровый дух.

Мы подъехали к бане перед самым закрытием, и через пятнадцать минут после обещанного…

— О, нихера себе… — воскликнул Матвеич, увидев нас. — Вы что, в мясорубке побывали?

— Грибы собирали, — хмуро ответил Кукуша.

— Да? — глухо процедил худощавый дядька с длинными волосами, впалыми щеками и чёрными мешками под глазами, сидевший за столиком рядом с Матвеичем. — Галлюциногенные?

Он немного напоминал Рони Джеймса Дио, только, кажется, был чуть повыше.

— Галлюциногенные? — переспросил я.

— Да, — подтвердил он и с видимым трудом произнёс, — грибы, которые собирали, галлюциногенные?

— Ага, — усмехнулся я. — Штырят не по-детски.

— Назвался груздем — полезай в коробок, — кивнул Кукуша и уселся за столик.

Я последовал его примеру. Кент, что сидел рядом с Матвеичем, будь моя воля, играл бы Кащея и смерть с косой во всех фильмах-сказках мира. Он изобразил подобие усмешки и, покрутив крупный золотой перстень на пальце, медленно, как бы через силу, выдавил: