Жан помолчал, посмотрел на чай и потёр переносицу.

— Ну, дядька вскипел, конечно. Но у себя дома ничего делать не стал, отпустил. За этим хмырём сам понимаешь, какие силы стоят. В общем два дня шли тёрки, разборки, кого-то завалили… Полная хрень. Жопа, Крас… А вчера днём дядька выехал из дома с двумя машинами сопровождения. Вообще никто не знает, как такое могло случиться. Его тачка ни на секунду одна без внимания не оставалась. Он выехал из ресторана. И сразу рвануло.

— Фига се! — воскликнул я. — Прямо, как в девяностые… А в новостях тишина. Никакой информации.

Жан повёл плечом, будто от холода.

— Да просочилось уже где-то, хотя наши постарались, чтобы никто и ничего. Дядьку отвезли в реанимацию. Постарались, чтобы шито-крыто, естественно, и чтобы без ментов.

— А сейчас что? — спросил я. — Дядька-то в каком состоянии?

— Ни в каком уже. Он уже в плодородных долинах охотится на бизона. Хер знает, где, в общем…

Мы помолчали. Я кивнул.

— Капец, Жан. Прими мои соболезнования. Мы с твоим дядей друзьями стать не успели. Но человек он был волевой и рисковый. Согласись, он знал, что риск большой, но пошёл на него. Видать, оно того стоило. Кто теперь будет за него?

— Да хер знает, — покачал головой Жан.

— Может, ты?

— Прикалываешься что ли? Народу и без меня хватает.

— А как у вас, теперь типа выборы будут?

— Ну, собрание там, но не знаю, когда. Сегодня пошли мусора. Метут всех вообще.

— А из людей Афганца много уцелело?

— Не знаю, самого его вальнули там ещё, при нас.

Он поднял на меня мутный взгляд.

— Ладно, — сказал я. — Главное, чтобы ты сейчас не светился. С остальным потом разберёмся.

Он не сделал за время разговора ни одного глотка из своей чашки.

— Я тебе говорю, сегодня налетели мусора. Причём брали точечно, кого надо, тех и гребли. Человек тридцать. Так что теперь я вообще не знаю, что у нас будет дальше.

— Точечно, — кивнул я. — Ну, значит, тот, кто стуканул ментам про наше мероприятие, тот всех и заложил.

— А почему не сразу? — спросил Жан.

— Не знаю. Может, кто-то из арестованных раскололся. Ну, ты сам посмотри, сопоставь факты. Мы пришли на сделку, почти её закончили — и в этот момент налетели ваши. Ладно, как бы, моральный аспект мы сейчас обсуждать не будем, чисто факты.

Жан кивнул.

— Покрошили там с Афганцем друг дружку малёха, так-так… и тут же сразу налетели менты. Кто-то должен был подать сигнал. Или ты думаешь — случайность? А потом, через несколько дней после акции, тех, кого не загребли на месте, если я тебя правильно понял, вытаскивают из нор.

— Всё верно, — кисло ответил Жан. — Только я не пойму, почему ты такой спокойный. Типа у тебя шапка-невидимка? Или, может быть, удостоверение ментовское?

— Раз за мной не пришли в эти три дня, значит, наверное, конкретно на меня стукануть некому было. Меня-то кто знал? Ты да Нико. Да ещё его приближённые, которым он говорил. Правильно?

— Ну… да…

— А вот про тебя знало намного больше людей из числа ваших. Наверняка говорили, Жан и его товарищ. Стало быть, тебе надо залечь на дно.

— Сейчас всех подряд шерстят, — нервно воскликнул он. — Идут с решетом и просеивают весь грунт. На какое дно мне залечь?

Чай, мёд, лимон, печенье… Всё это выглядело так мирно и обыденно, что совсем не вязалось с темой, которую мы обсуждали — с арестами, взрывами и стрельбой…

— Ну, я бы тебе предложил остаться у меня, — кивнул я.

— Нет, это вообще не вариант. Потому что тебе самому надо где-то шкериться. За тобой тоже могут прийти в любую минуту.

— Сейчас лопатят цыган, — пожал я плечами, пытаясь его успокоить. — Так что сомневаюсь, что за мной придут. Но в принципе ты прав — рисковать не будем. Есть у меня одна мыслишка. Ты, кстати, жрал сегодня хоть что-нибудь?

— Да какой там жрал. Я как заяц, ты не поверишь, — помотал головой Жан. — Метался от тётки к дядьке, от дядьки к тётке по всему городу.

— Сейчас, погоди…

Я встал и подошёл к холодильнику. Достал кастрюльку с котлетами, сыр, ветчину, огурец.

Начав есть, Жан на деле продемонстрировал справедливость поговорки про аппетит, который приходит во время еды.

— Ты сиди, ешь, — сказал я. — Я на секунду выскочу.

— Куда? — насторожился он.

— Да не кипишуй, брателло. Давай, не робей.

Я поднялся на Настин этаж и тихо постучал в дверь Соломке. Звонить не хотел, чтобы не пугать — ночью в доме каждый звук был слышен.

— Кто там? — почти сразу раздался тихий, испуганный голос.