Мне? Что я должен сказать? Поблагодарить? Извиниться? Чего они ждут от меня? Несколько пар глаз смотрели на меня с неподдельным интересом. В наши с Томом и Себастьяном планы моя речь не входила. Нужно импровизировать.

– Благодарю вас, – произнёс фразу и почувствовал себя идиотом. Благодарить судью за что? За то, что они делают свою работу? Или за то, что они выслушали нашу сторону? Нашу сторону… – Вся информация, которая могла быть предоставлена в суде, уже у вас, – начал я свою речь. – Но мне есть, что сказать. Однажды дорогой мне человек спросил меня: «Боятся ли пилоты летать?». И я ответил утвердительно. Потому что отрицание могло стать ложью. Вот только страх, который испытывают те, кто поднимает в воздух самолёт, не имеет ничего общего с тем страхом, который испытывают пассажиры. Каждый раз, отклоняя РУДы, я боюсь лишь одного – неизвестности. Поднимаясь выше облаков, оставляя под собой землю, опору и жизнь, никогда не знаешь, что тебя ожидает. Авиакатастрофы происходят редко, но масштабно – они уносят сразу сотни жизней. И, слушая новости, обычные люди думают о том, как же страшно всё-таки летать. Кто-то отказывается от путешествий на какое-то время. Кто-то перебарывает свой страх. Кто-то вообще игнорирует произошедшее. А я, каждый раз слушая о том, что авиакатастрофа произошла по вине экипажа, думаю: «А что было бы, если бы они успели? Что было бы, если бы они смогли?». Уважаемые господин судья и господа присяжные, сегодня и вы, и я получили ответ на этот вопрос. Я смог и успел. И это не геройство, это часть моей работы.

Буквально на секунду замолчав, я вновь обратился к суду:

– Я не подвергал сомнению авторитет командира воздушного судна. Я спасал его. И его кресло. И если это преступление – то пусть будет так. Я сделал то, что должен был. Я не герой. Я второй пилот, Марк Вольфманн.

Тишина. И, если бы я был в кино, то наверняка её нарушили бы аплодисменты. А сейчас лишь холодный сухой голос разрезал пространство:

– Суд удаляется для принятия решения.

Минуты тянулись и казались вечностью. Руки, бесцельно лежавшие на коленях, были лишними. Ноги – ватными. Сколько времени потребуется суду для того, чтобы вынести свой вердикт, я не знал. И было ли достаточно наших показаний для того, чтобы принять решение в мою пользу?

Судья вернулся через двадцать семь минут. Двадцать семь минут, превратившихся в болото времени, утягивающие меня за собой.

– Попрошу всех встать. – Он оглядел зал. – По делу номер четыреста двадцать один о превышении полномочий вторым пилотом Марком Вольфманном суд постановил следующее…

Сердце грохотало в ушах настолько громко, что к словам судьи приходилось прислушиваться.

– …Обвинения снять. Признать действия Марка Вольфманна обоснованными, своевременными и полностью соответствующими требованиям безопасности полёта. Восстановить Марка Вольфманна в должности второго пилота авиакомпании «Скай Дойч» за неимением веских причин его отстранения. Господину Келлеру предъявить обвинения в клевете…

И дальше я уже не слушал. Было неважно, что вменяют Келлеру. Неважно, что его ждёт. Сейчас я радовался победе. Победе, которая в этот раз началась со слов «восстановлен».

Глава 56. Марк

Несколько недель спустя

– Говорит борт четыре-восемь-два, разрешите рулежку.

– Борт четыре-восемь-два, рулежку разрешаем. Занимайте полосу под номером два. Ждите указаний, перед вами в очереди два борта.

– Понял, ждём указаний.

Я снял наушники и с усмешкой посмотрел на того, кто сейчас занимал кресло первого пилота:

– Не мог сам связаться с диспетчерской?

– Я же знаю, как ты любишь вести переговоры, – улыбнулся Алекс.

Это был невероятный сюрприз от Тома – вместо скандалиста Ричарда я работал в паре с Алексом. Мы вместе с ним начинали в «Дойч Эйрлайнс», но никогда не летали вместе – я был командиром аэробуса, Алекс – боинга.

– А я до сих пор не верю в то, что ты променял любимый боинг на аэробус.

– После того, как ты временно перестал управлять самолётами, а я оставался в «Дойч Эйрлайнс», пришлось пройти переподготовку. Теперь я могу управлять чем угодно и как угодно. Но Том предпочитает аэробусы, а я предпочитаю работать с ним.

– С каких это пор? – я прищурился.

– Да с самого начала, – Алекс пожал плечами, – это вы с ним воевали за место под солнцем, а у меня особых проблем не было.

– Борт четыре-восемь-два, говорит диспетчерская, взлёт разрешаем.

– Марк, готовь железного друга к взлёту, я оповещу пассажиров. Право взлёта передаю тебе.

– Хочешь проверить, помню ли я, чем сайдстик отличается от руля машины? – безобидная насмешка в голосе.

– Хочу посмотреть, не потерял ли ты навыки, пока просиживал штаны в кресле второго пилота.

– Кто просиживал, а кто пару раз спасал жизни пассажирам, – заметил я.

– Уважаемые пассажиры, вас приветствует командир воздушного судна Алекс Найт. Наш самолёт готов к взлёту. Просьба всем занять свои места, пристегнуть ремни безопасности и перевести спинки кресел в вертикальное положение. Все электронные приборы должны быть выключены на протяжении рулежки и взлёта самолёта. Экипаж, к взлёту готовы. – Алекс повернул ко мне голову. – Давай, Марк. Тебя ждёт небо.

На несколько секунд я засомневался в искренности Алекса – после всего случившегося доверять другим людям было проблематично. Но сегодня подвоха не было. Не могло быть. Потому что руки чувствовали вибрацию сайдстика. Холод металла, знакомый до мурашек. Тягу, преодолеть которую способен только тот, кто знает, что самолёт – не просто машина, а настоящий живой организм. Сидение дрожало от работающих двигателей, я отклонил РУДы от себя. В ушах стоял шум – то ли сердце билось с бешеной скоростью, то ли кровь бурлила, закипая.

– Скорость сто двадцать узлов, сто сорок… – Я не сводил взгляда с приборов, пытаясь убедить себя в том, что всё происходящее – не сон.

– Марк, сто девяносто… – Алекс посмотрел на приборную панель. – Точка принятия решения.

Отрыв.

– Закрылки пять градусов. Спойлеры убраны. Увеличиваем тягу.

– Шасси убрать, – усмехнулся Алекс, кажется, на несколько секунд почувствовав себя лишним. Я работал за двоих. Потому что сейчас это было именно то, что нужно. Как воздух, как кислород.