— Я еще не завтракал, — сказал Ваня.

Полковский вспомнил, что и он со вчерашнего дня ничего не ел, и предложил подъехать к привокзальному ресторану, стеклянные павильоны которого возвышались над зданием кассы.

В ресторане было шумно, пахло жареным мясом, между столиками сновали официантки.

Полковский заказал для себя и шофера полдюжины пива, две отбивных, икру и чай.

Официант с пробором в волосах и закрученными кверху усами, как на вывеске парикмахерской, ловко и учтиво шаркнул ногой, опуская поднос с дымящимися на серебряной тарелке отбивными, с хлопаньем выдернул пробки из бутылок и сказал:

— Чего еще изволите?

Полковскому не хотелось есть, но он, чтобы не портить аппетита другим, лениво ковырял вилкой.

В зале ресторана произошло какое-то движение. Люди вставали из-за столиков, расплачивались, выходили. Пронесся слух, что за молом показался пароход.

Андрей с бьющимся сердцем выскочил из ресторана и, не замечая дождя, подошел к гранитной облицовке причала.

Из марева выплыли сначала нос, потом мачта и труба корабля. Андрей, знавший почти все невоенные суда Черноморья, не узнавал «Авроры». Он смотрел на приближающееся судно со все возрастающим удивлением. Труба на «Авроре» была длиннее, а борта выше. Нет, теперь он убежден, что это не «Аврора» — госпитальное судно. Пришвартовывалась «Армения».

Под ругань, ворчанье спускавшихся по трапу пассажиров Полковский пробился сквозь людской поток, вошел к капитану «Армении», которого хорошо знал, и, не здороваясь, спросил:

— Где «Аврора»?

Капитан Сегал, уже немолодой, с большим животом, пристально посмотрел на Андрея.

— Кто у тебя там?

— Вера, дети.

Сегал молча отвернулся.

Полковский наблюдал, как короткие, толстые пальцы капитана, переплетенные за спиной, мяли друг друга, и безотчетное волнение и страх охватили его.

Он ждал, не хотел торопить, боясь чего-то.

Сегал повернулся, прошелся по каюте, по-видимому обдумывая, как и что сказать.

— Ты должен быть ко всему готов, — начал он.

Полковский следил за ним, напрягая всю волю, чтобы сдержать клокотавшее в груди сердце, удары которого эхом отдавались у горла.

— Не юли, скажи прямо. В чем дело?

Сегал посмотрел в иллюминатор; и Полковский лишь теперь заметил, какая у него круглая спина.

— Не выдумывай, говори как есть.

— Немецкая подводная лодка двумя торпедами потопила госпитальное судно «Аврора». Через одиннадцать минут после взрыва пароход пошел ко дну. Из трех с половиной тысяч человек спасено только триста двадцать, — отбарабанил Сегал, не глядя на Полковского.

Андрей не сразу смог осмыслить сказанное; мешали сосредоточиться тикающие на стене часы, трескотня лебедок, сутулая спина Сегала, стрелка барометра, остановившаяся на «дождливо». Глаза его блуждали, цепляясь за предметы. И вдруг он понял все….

Сегал долго смотрел в иллюминатор, потом повернулся всем телом, взглянул на Полковского, подошел к нему и тихо опустил руку на плечо.

— Еще не все потеряно. У меня на борту тридцать пассажиров с «Авроры». Твоей семьи нет. Но это ничего не значит. В спасении, кроме нас, участвовало еще восемь военных судов. Я думаю, что они должны были еще ночью прибыть сюда. Беги в штаб, выясни.

— А? Что? — переспросил Полковский.

— Ты слышишь меня? — тормошил его Сегал.

Полковский наконец понял, порывисто встал и, ничего не сказав, ушел.

Блинов принял горячее участие в поисках семьи Полковского. Он связался с катерами, сообщил их местонахождение и снабдил Полковского пропусками.

Андрей бежал по улицам и не чувствовал хлещущего холодного дождя. Он не помнил, как очутился в военном порту, как отвечал краснофлотцу, который по телефону вызывал кого-то, как потом перед ним вырос огромного роста старшина и что-то спросил. В ответ Полковский лишь показал пропуск.

— Идемте, — услышал он и пошел за старшиной на причал.

Его проводили на сторожевой катер № 356 и впустили в маленькую тесную каюту с одной койкой.

Молодой лейтенант пригласил сесть на единственный стул.

— В списках есть? — спросил Полковский и пальцем показал на стол.

Лейтенант взглянул на его округлые, как у помешанного, глаза, мокрое лицо, расстегнутый плащ, с которого капала на пол вода, — и сразу понял, в чем дело.

Он сочувственно спросил фамилию и, вынув из ящика стола бумагу, стал водить по ней пальцем.