— Мне не уйти, — выдохнул Леон.

Неотвратимая развязка наступила, когда за спиной вконец обессилевшего Леона возникла девица и прямо на глазах не имеющего возможность что-либо предпринять Антона, мягко погрузила ему саблю в спину по самую рукоять.

Антон поднырнул под падающего, сдернул со страшного вертела. И вдруг увидел выроненный им серпер. Он поднялся с раненым на одной руке, с серпером на другой, и влепил в убийцу очередь. От той в разные стороны полетели руки-ноги, как если бы она попала в пропеллер гигантского вентилятора.

Он развернул дуло в направлении остальных, но выстрела не последовало. Кончился боезапас.

— Ножи! — Скомандовал Антон.

Из ботинок вылезли лишь отломки.

Тогда он швырнул ставшим бесполезным серпер в остервенело подступавших килярв, заставив шарахнуться назад, перехватил Леона удобнее и припустил к воротам.

Когда Антон выскочил в проем ворот, то с недоумением увидел стоящие торчком монументальные воротины, не понимая, как они могут держаться без опоры.

Лишь потом до него дошла вся чудовищная правда.

Ворота держал Волобуев. Антон бы не поверил, если бы не видел это собственными глазами. Человек физически не мог этого осуществить, а Волобуев держал.

Он не был киборгом, он был человеком, в отличие от Антона, но он был очень сильным человеком, возможно, самым сильным из всех, кого спецназовец когда-либо видел.

Силач держал на весу снятые ворота, и ноги его от чудовищного веса погрузились по колено в грунт, словно у мифического героя.

Антон бросился помогать, на что Волобуев процедил сквозь стиснутые зубы:

— Отойди и без тебя тошно.

Он сделал два или три шага, и рубаха на спине потемнела от пота. От нечеловеческого усилия каждый мускул силача дрожал крупной дрожью.

Антон был готов дать голову на отсечение, что слышит потрескивание готовых сломаться костей. Ворота в сборе весили гораздо более тонны.

Несмотря на чудовищный вес, Волобуев удерживал ворота до того самого момента, пока из проема начали выскакивать вымазанные в крови, своей и чужой, килярвы, и только тогда уронил их. Ворота ударили о землю со стуком, напоминающим тяжелый шаг динозавра, отхватив несколько наиболее шустрых ног, и со скрежетом легли на стену. Выход был запечатан, но было неизвестно как надолго.

Люди не стали искушать судьбу и припустили со всех ног. Антон по-прежнему нес Леона, а вдвоем с Куцым они подпирали Волобуева, опьяневшего от поднятого груза.

Они бежали долго, спотыкаясь и падая в темноте во внезапно открывающиеся ямы.

Антон перешел на шаг только тогда, когда Куцый задохнулся окончательно. Сам он мог бежать практически безгранично, пока организм не сжег бы последнюю калорию.

Надо было как можно скорее уйти с открытой местности. Не прошло и получаса, как это им удалось. Они нырнули за первый попавшийся холм и направились к следующему.

Лишь оставив между ними и преследователями, по крайней мере, три холма, он объявил привал.

Леон умирал.

— Ты не находишь, что у меня жуткий вид? Не нравится мне все это, — сказал он свистящим шепотом, поманив его пальцем.

Антон поднялся и сказал Волобуеву:

— Перевяжи старика, я вернусь на постоялый двор, поищу медикаменты.

— Не дури, парень, — сказал тот. — Куда ты собрался возвращаться?

— Умер, — тихо проговорил Куцый.

Они рыли могилу, вонзая палаши в слежавшуюся землю. Антон думал, что вместе с этими стариками-с Леоном Кински, с Белым Лу закончилась великая удивительно светлая эпоха.

Эпоха героических самоотверженных сверхлюдей. Им не надо было ничего для себя, даже памяти, все их титанические усилия и выдающиеся деяния для достижения всеобщей безопасности навсегда становились достоянием секретной истории.

Теперь эти люди ушли, оставив после себя пустоту.

Воронин, наверное, был таким же. Но его убили.

А кто же тогда я? Подумал он. Ведь зачем-то меня сделали, а Воронин отдал свое тело. В галактике ничего не бывает просто так.

Это мысль занимала его все время, пока он рыл могилу.

.

Коротая время до утра, они дремали по очереди. Ночь прошла спокойно, но когда вахту нес Куцый, случилось ЧП. Обычная для Перегона тишина была нарушена.

Сначала источник подозрительного шума находился далеко, но по мере приближения быстро перерос в целую какофонию звуков — сипение, вздохи, шум сбивчивых шагов.

Куцый, не зная, что делать, попятился.

— Это конь, — успокоил его Антон.

Вскоре показались отблески фар, и, стуча сбитыми копытами, к ним вышел Иван. Был он изрядно помят, перепачкан в грязи и чрезвычайно обрадовался встрече.