Так и должно было быть, силач уверенно кивнул сам себе. Теперь-то наверняка все пойдет на лад, и они победят. Ледокол должен был все предугадать, как же иначе.

Силач направился по улице, но не успел пройти и десятка шагов, как навстречу ему выкатился воющий клубок, и улица мгновенно вздыбилась от наводнивших ее воинов.

Волобуев скривился как от боли.

— Как же так? — застонал он, и даже обрушивая на врага свой первый удар, все повторял эти слова отчаяния.

В окружении доброй сотни янычар бился из последних сил, мотаясь, как раненый зверь в сплошном частоколе чужих мечей и копий, Антон.

— Живым брать! — Закричал офицер. — Руки ему отрубите, ублюдку!

Спецназовец сделал молниеносный выпад и насадил говорящего на меч. Оружие его застряло в костях, но не успел он его выдернуть, как его выбили у него из рук окончательно. Тогда он стал громогласно бить нападавших подобранным с земли щитом.

Силач попытался придти к нему на помощь, по пути снес нескольких человек, уже хорошо понимая, что им не выстоять. В последнем порыве они пробились друг к другу и, встав спина к спине, завертели вкруг себя смертельную карусель.

— Стойте! — Раздался повелительный голос.

Звон мечей постепенно затих. Спецназовец с Волобуевым тоже опустили оружие. Они были окружены почти двумястами распаленных кровью янычар. Ряды нападавших разомкнулись, пропуская всадника.

Это был Фонарщик собственной персоной. Презрительно оглядев окруженных с высоты своего положения, он молча бросил им под ноги отрубленную голову. На лице Олафа застыло выражение ожесточенности боя. Теперь уже навсегда.

— Говорил ему, через базар нельзя! — попенял Волобуев словно живому.

Наместник, по-прежнему не говоря ни слова, видно считал их недостойными его речи, сделал жест, и из-за его коня показались Кай и Инга, подталкивающие связанного Куцего.

— Бросайте мечи или ему конец! — Выкрикнула Инга засмеявшись. — Такая фамилия сгинет!

— А у тебя то какая фамилия? — Спросил Антон. — Уж не иудина ли?

— Ты разговариваешь с вельможной особой, презренный раб! — с взвизгиванием крикнула она. — Впрочем, я не должна понапрасну сердиться, тебя все равно скоро повесят.

Она приставила нож к сердцу пленника.

— Бросайте мечи, голытьба!

Волобуев выжидательно посмотрел на спецназовца.

— Что ты на меня уставился? — Крикнул тот и швырнул меч на землю.

Силач последовал его примеру, кинув дубину.

— Вот и прекрасно, — осклабилась Инга и мягко погрузила нож в беззащитное тело.

Не издав ни звука, Куцый рухнул на землю. Не сговариваясь, безоружные пленники рванулись вперед. У спецназовца была только одна мысль — задушить эту кровожадную кошку.

До Инги им добраться не дали. Сверху рухнула и погребла их своей тяжестью огромная сеть, каждое ячейка которой была кована в расчете и не та таких силачей.

Вдобавок, Антону просунули за заломленные назад руки толстенный лом.

Волобуев сипел, ворочаясь, словно проснувшийся медведь в берлоге, но и на него навалились, крутили руки.

— Я сейчас, Ледокол, — бормотал силач. — Подожди малость, сейчас всех поскидаю.

Но все усилия титана были напрасны, и они были туго спеленаты словно младенцы.

Совсем не так они планировали попасть в крепость. Крепко связанными их погрузили на поводы. Крепость они так и не увидели толком. Едва заехали во двор, как их стащили с телеги и сразу потащили в Голодоморню. Куда же еще.

Башню защищали толстые стены, оставлявшие внутри совсем мало места. Мрачный подвал Голодоморни был еще меньше.

Близкие стены были черными от сажи чадящих факелов, сочились сыростью и были облеплены целыми зарослями мерзких на вид бледнокожих полипов.

Даже запертые за решеткой с прутьями в руку толщиной, пленники не были освобождены от пут. Наоборот, они были прикованы в сидячем положении к узким и неудобным деревянным скамьям.

Волобуев повел плечами, но цепи не поддались.

— Прости, Ледокол, подвел я тебя, — вздохнул силач.

— Не бери в голову, — оборвал Антон.

— Я виноват. Но когда нас будут казнить, я попрошу чтобы меня взяли первым, ты подольше поживешь, потому что со мной они долго промучаются.

Антону надоели изъявления преданности со стороны Волобуева, и он велел ему заткнуться, но тот все равно вздыхал и сокрушенно бормотал себе под нос. Он действительно чувствовал себя виноватым.

Загрохотала чугунная дверь наверху, и в подвале появилась странная фигура.