– Чего ты кинулась? – выговаривал Сафа на ходу.

– Ненавижу, – односложно ответила она и разжала кулачок.

В нем был оторванный шеврон с двумя спецмоновскими молниями.

Полковнику Никите Ребрию наглым образом помешали обедать, и он застыл с вилкой, поднесенной ко рту, с которой не замедлил сверзиться маринованный груздь.

Столовая "Фарта" была пуста. Никитос обедал в одно и тоже время, бойцы, зная это, старались столоваться в другое время. Это случилось после того, как он не позволил бойцам вести себя по свински, как то орать, хватать официанток и громко рыгать.

Вот опять. Со стороны входа на кухню послышался ритмический звон, живо напомнивший Ребрию позвякивание спецмоновского ремня в расстегнутом состоянии, перемежаемый шлепками. Заинтригованный Никитос промокнул губы салфеткой и встал.

Скрежетнув коваными ботинками по кафелю, вошел на кухню, заставленную блестящими металлическими разделочными столами. Из персонала присутствовала Марина, официантка из новеньких, и боец Шкот. Низкорослый, страшно шепелявый, он в отряде всегда был на последних ролях. Частенько его заставляли стирать чужие трусы. Никитос вполне допускал, что погоняло у него было Скот, но шепелявость и здесь сыграла свою роль.

В настоящий момент Шкот сосредоточенно имел Марину сзади, отчего та испытывала дискомфорт, периодически вырываясь и влепляя ему пощечину. Но Шкот упрямо разворачивал женщину обратно, вставлял свой агрегат и продолжал быстро по-собачьи дергаться. До тех пор, пока женщина опять не вырвалась, и все повторялось.

– Отставить! – рявкнул Ребрий.

– Уйди, полковник! Честью прошу! – пробубнил Шкот.

Полковник продублировал приказ, дернув за шкирку и дав в глаз. Шкот с противным звуком, сопровождающим трение голой задницы о метал, проехал по раздаточному столику и загремел с другой стороны. Он долго чертыхался, изрядно запутавшись в спущенных штанах. Однако когда поднялся, был полон решимости отомстить. Зло оглядываясь, скрылся в дверях.

– За подмогой побежал, – сказала Марина. – Вам ничего не будет за это?

Он посмотрел на нее чересчур внимательно. Женщина была хороша, и формами удалась.

По идее такого возраста и, надо полагать, комплекции должна была быть его жена.

Марина смутилась и нервно затеребила воротник служебной блузки.

– Вам что-нибудь нужно? – тихо спросила она, вышло двусмысленно, и непонятно, то ли специально, то ли неумышленно получилось, этих баб никогда не поймешь.

– Компот, – буркнул Никитос.

Он вернулся в зал, но появившаяся следом Марина со стаканом компота в руке застыла на месте, глядя в направлении резко распахнувшейся двери. Опять противно скрежетнул кафель, на этот раз под чужими казенными каблуками, и в зал вошло трое, кроме Шкота шестерки Счастливчика Жиртрест и Мормышка. Парни были здоровые, не чета Шкоту, особенно Мормышка, он и в дверь боком входил.

– Чего надо? – процедил Ребрий, не вставая.

– Мы к девушке, – осклабился Жиртрест.

– Девушка на работе, – напомнил полковник.

– Мы в курсах, но у нас серьезные намерения.

– У всех троих? – поднял бровь Никитос.

Неожиданно вмешалась Марина:

– Не надо, Никита Сергеевич. Будет только хуже.

– Если в подразделении становится только хуже, то командира такого подразделения надо гнать в шею, – заметил Ребрий.

– Истинная правда! – гыгыкнул Шкот, но Жиртрест быстро ткнул его локтем в диафрагму.

Тот громко икнул, некоторое время не имея возможности вздохнуть.

– Зачем товарища бьешь? – сделал замечание Ребрий.

– Он мне не товарищ.

– Если ты хочешь оставаться в спецмоне, должен считать своих коллег по отряду товарищами, а иначе… – и Ребрий, игнорируя присутствие женского пола, с удовольствием и очень выразительно послал его по материнской линии и про отца кое-что сказал.

Ругательство про мать Жиртрест проигнорировал, зато упоминание отца вызвало у него бурный протест.

– Зачем вы так про отца? Это вы зря! Я так считаю.

– А мне плевать, что ты там считаешь, – продолжал напирать Ребрий, правда, чувствовал, что перегибает, с Жиртрестом он бы еще справился, но Мормышка настоящий гигант, если на кого наступит, мокрое пятно останется.

– Да я за отца!- и боец решительно двинулся к нему.

Что Жиртрест там хотел сотворить за отца, так и осталось неясным, потому что когда до него оставалось пара шагов, Ребрий метнул стулом ему в лицо. Тот среагировал на редкость проворно и поймал его в воздухе, правда, обеими руками, что позволило Никитосу от души влепить ему в печень. Его самого один раз так насадили, и он знал как это нестерпимо больно. Жиртрест завопил и поклонился.

Так как волос не было, все бойцы спецмона были лысы как на подбор, Никитос взял его за затылок, позиционируя морду лица с коленом. Если лицо Жиртреста и до этого было все заплывшее жиром, то когда он приподнялся, то глаза исчезли по факту за быстро наливающимся соком фингалом.