– Пароход только послезавтра. Еще целый день мой.

– Вали отсюда, пока я по настоящему не разозлился!

– Иди, – подтолкнула его Сека и шепнула. – За булочкой.

Живолуп ревниво проследил за ним взглядом и спросил:

– Ну, теперь мы можем заняться делом? – расстегнул ширинку и похвастался. – Ну и как тебе мой конь? Видишь, он застоялся?- внезапно он столкнулся с немигающим взглядом девчонки. – Чего ты на меня уставилась? Ты вниз смотри!

– Ты Жеку Томилкина Прыг-скоку сдал? – неожиданно спросила Сека.

– Ч-чего? – опешил боксер, и конь его увял на глазах. – Ты что тут выпытываешь, стерва?

– Прыг-скок не знал Жеку в лицо и тогда ты ему на сотовый звякнул, пометил, – продолжала Сека.

– Ты чего, уродка? Я сейчас тебя саму помечу! – рассвирепел здоровяк и схватил ее за волосы.

Подтащив к писсуару, силой склонил к низу. Сека отчаянно сопротивлялась, но силы были не равны. Шатнулась на шарнирах дверь, Сека не видела, кто вошел, но на удачу вытянула руку. Сафа метнулся к борющимся и вложил в руки Секи хлеб.

– Придурок местный явился! – довольно осклабился Живолуп. – Я вас обоих заставлю мочу пить!

После этих слов у него возникло неприятное чувство, что он пытается не пригнуть головку тонкой девчушке, а голой рукой остановить автомобиль. Сека резко выпрямилась, едва не сломав ему руку в плече, и чтобы сохранить ее, боксер был вынужден отшагнуть.

– Ну, ты нарвалась, дура! – пригрозил Живолуп, снова подступая к ней.

Решив оглушить девчонку, он ударил ее сначала справа, затем слева. И обе руки его попали в захват. Сека рывком выпрямила их, после чего последовал неслабый толчок. Боксер пролетел три метра и, снеся дверку кабинки, оказался внутри.

– Посмотрим, кто будет мочу пить, – заявил Сафа, а у Секи обеспокоено уточнил. – Ты весь кусок съела?

– Нет, только корочку!

Воспользовавшись тем, что они отвлеклись, боксер ринулся в атаку. Сафу отбросило в сторону как пушинку, и уже из угла он наблюдал, как сцепившиеся Сека и Живолуп врезались в стену.

– Хочешь еще, тварь? – торжествующе вскричал боксер за секунду до того, как Сека вырвала из стены писсуар и разбила ему об голову.

Она стояла в туче пыли и водяном фонтане, над распростертым у ее ног боксером, и лицо у нее было задумчивым.

– Спроси у него, почему они Жеку убили? – поторопил Сафа, однако она не спешила выполнять команду.

Вместо этого она разорвала на Живолупе сначала рубаху, потом и трусы с брюками.

Сафа удивился, какое барахло носит его бывший приятель, гнилье. Уже потом до него дошло, что дело не в ткани, а в нечеловеческой силе пальцев того, кто ее разрывает. В этот момент он впервые ужаснулся тому, что все – таки происходит с Секой. Она даже ребенка погладить не может без самоконтроля. А родить сможет?

– Это не он! – заявила Сека. – Он не имеет отношения к убийству.

– Ты же его даже не допросила!

– Если Живой его оперировал, должны были остаться следы. А здесь их нет.

– С чего ты решила, что Живой его должен был оперировать?

– Вся их банда прошла под ножом Живого. Именно он производит убийц.

– Что значит, производит?

– Живой делает их мощнее, пересаживая органы от более сильных особей. Он вживляет гипофиз бывших спецназовцев, офицеров, побывавших в реальных боях.

– Зачем? – ужаснулся Сафа.

– Он делает из них рабов. Каждому вживляется чип или просто пороховой капсюль с дистанционным детонатором. Если человек заартачиться, он умирает.

– Значит, ты тоже можешь умереть в любой момент?

– Меня он оперировал, а просто выходил. Я стала тем, что есть в другом месте, а он воспользовался мной, пока я ничего не помнила. Но теперь это не пройдет.

– Зачем ему это надо?

– Ему нужна власть. Он хочет завладеть городом.

– А Иван Иваныч как же?

– Он уже ничего не может поделать с Живым. Тот стал чересчур сильным для него.

Сафа с трудом осмыслил услышанное.

– Тогда получается, что во всем, что случилось в Алге, виноват Живой! Если его не станет, все должно вернуться, как было. Заработает порт, сгинет Черный пароход, и никто не посмеет забирать нас с Максом.

– Никто не знает, кто скрывается под этим именем.

– Ты постарайся! Ты ведь все можешь. Ты такая… необычная! Слушай, если Живолуп Жеку не сдавал, то тогда кто?