Артемий отключился, чтобы включиться в довольно пикантный момент, когда на него пытались натянуть Зинкины штаны. Один из нападавших крикнул:

– Яблонский, где камера?

Видеокамера – атавизм прошлой творческой жизни, когда еще был жив "Алгинский патруль", была надежно спрятана в кухне под раковиной. Артемий смотрел в бугристое лицо с настолько близкого расстояния, что дышал практически одним запахом чеснока, которое это мурло ело совсем недавно. Ему сделалось сильно не по себе, и изображать несгибаемость ему враз расхотелось. Ему хотелось дышать нормальным воздухом. И он с готовностью, даже с некоторой торопливостью признался, где у него камера. И тут его стукнули во второй раз.

В следующий раз он очнулся от чьих-то воплей.

– Я сторож! Берите что хотите! – орал кто-то, после чего хлопнул выстрел, и орать перестали.

Артемий изо всех сил зажмурил глаза. Как бывший специалист криминальной хроники, он как никто другой был осведомлен, как поступают со свидетелями. Он понял, что скован и довольно неудобно: нога к руке. Судя по затекшим чреслам, находится в таком положении не менее часа. Рядом никого не было, и он рискнул открыть глаза.

Он находился на пропахшем мочой и спермой заднем сидении милицейской машины.

Рядом стояла еще одна. А все вместе они находились во дворе бывшей телестудии кабельного телевидения, которая в свою очередь находилась в помещение бывшего детского сада. В так хорошо знакомой песочнице с окаменевшим песком, где он в свое время любил покурить с редактором, лежал некто в тулупе, не подающий признаков жизни.

Несколько человек в форме инспекторов ГАИ возились с замком в подвальное помещение и судя по доносящимся бодрым выкрикам довольно успешно. Распахнув дверь, гаишники кинулись внутрь. Некоторое время изнутри доносились лишь шаги, потом грянул хор разочарованных голосов. Решив, что момент настал, Артемий отодвинулся к дальней дверце и торкнулся в нее. Тотчас в висок уперлось нечто холодное как жаба.

– Куда, дура, зашибу! – ласково пропел мужик в форме старшины, наставив пистолет над спущенным стеклом.

Из подвала выскочил чумной инспектор, крикнувший:

– Гребездаев, трос давай!

– Не балуй, милая! – предупредил старшина, упорно называя Артемия в женском роде.

Гребездаев со вторым инспектором подцепили трос к соседней машине, и инспектор убежал обратно. Трос змеился за ним как живой.

– Гребездаев, газуй! – донесся крик.

Старшина сел за руль второй машины и дал газку. Трос натянулся, машина буксанула, но потом все- таки сдвинулась с места. Из подвала, облепленная подталкивающими, а при наборе хода, больше виснущими гаишниками, показался корпус редакционной машины. Когда- то белоснежный, теперь в пятнах застарелой грязи и ржавчины, но надпись "Алгинский патруль" все также стремительно перечеркивала борта. По большому счету от машины только корпус и уцелел. Внутри отсвечивал голый каркас.

Колеса тоже отсутствовали, вследствие чего машина скребла днищем по асфальту.

– Так доедем, тут недалеко, – решил старший в чине капитана.

Инспектора погрузились в две машины, причем рядом с Артемием село еще четверо, все как назло мясистые и толстозадые. Кортеж сначала ехал по Пугачева. На повороте на Морскую "редакционку" занесло, и она снесла неработающий светофор, некоторое время волоча его за собой. Когда Морская закончилась, Артемий до звона в ушах боялся, что они свернут к морю. Ему казалось, что его хотят привязать к "редакционке" и утопить. Почему у него возник сей иррациональный испуг, он и сам бы не смог объяснить.

Они свернули на Столичный проспект. Еще издали были видны пульсирующие лампы. На обочине стояли две машины ГАИ, пожарная и скорая. Увидев редакционную машину, пожарные бросили курить и, размотав шланги, стали ее мыть.

– Гребездаев! Яблонский! К генералу! – раздался клич.

Старшина выволок Артемия за шкирку и подтолкнул к машине, стоящей с открытой дверцей. Внутри, свесив ноги, сидел генерал Крутохвостов в распахнутом кителе.

– Корреспондент! Ну-ка посмотри, что я тут сотворил? – обрадовался генерал, суя ему листки, с испугу Артемий даже не нашел в нем знакомых букв.

– Я ничего не понимаю, я давно не журналист, я на рынке торгую, – признался он в панике, за честность был награжден пинками от старшины, причем пинался бестия хитро, сам вроде бы рядом стоял не при делах, а на самом деле ногу выворачивал и лягался как дикий осел, и лицо у него было невозмутимое как у лауреата Нобелевской премии.

– Товарищ генерал, разрешите доложить? Привезли клиентов! – доложил лейтенант.

Он сделал знак, и к ним подвели двух мордатых парней в спортивных костюмах, скованных правыми руками. Из-за этого все время возникали споры, парни дергали, стараясь встать правильно, а получалось так, что крутили хоровод друг за другом.

– Нарушители скоростного режима! Гонки решили устроить. Пытались скрыться от дежурного экипажа.

– Вы еще за простреленные шины ответите! Вы за всю жизнь на такие не заработаете! – выступил один здоровяк. – Знаете, кто я? Я вам конкретный базар устрою!

– Заколбасить обоих и переодеть в милицейскую форму! – приказал генерал.

Крутой застыл с открытым ртом, в который ему торопливо запихнули кляп и уволокли.

Артемий похолодел. Хорошо, что я водить не умею, подумал он. Круто они, однако, взялись за нарушителей.