Все это вопрошалось тоном прокурора, выступающего с пятым обвинением одного и того же рецидивиста и потерявшего всякую надежду на его исправление путем воздействия трудовым воспитанием.

– Я этого не делала! – сказала я возмущенно, ибо речь шла об обвинении в слишком уж серьезных вещах.

– Все Витька-проглот с пятого етажа. Енто он – точно! Сидит детина на материной шее, пьет да блюет на ступеньки, он мне тут все загадил! – сообщила мне баба Маша и доверительно добавила: – Совсем мочи моей нету все говно за ими убирать, да внуку надо помочь, холера его побери, заразу такую!.. В институт третий год пихаемся, все родичи пашут на три работы, чтобы, значить, взятку за него декану ихнему всунуть...

В пять секунд я стала доверенным лицом, когда выяснилось, что к вышеупомянутым вопиющим фактам вандализма я не имею отношения. Уборщица вцепилась в меня клешнями и не закрывала рта, понося всех и вся в округе. Особенно доставалось Витьке с пятого этажа, родному внуку, начальнику ЖЭУ и президенту страны. Все это излагалось в весьма специфическом стиле.

Это была одна из тех явно выживших из ума старух, основным занятием которых является высокохудожественного исполнения ругань и приставание к разным людям. Сегодня я стала ее объектом для возмущенных излияний, поэтому она загородила мне грудью проход, а так как поперек она была шире, чем по вертикали, то обойти ее не было никакой возможности.

Выпустив обойму ругательств в адрес жильцов и ЖЭУ, она прицепилась ко мне – куда я вообще тут иду?.. Дескать, она тут всех как свои пять пальцев знает. Не успела я что-то ответить, как ее вдруг всю тряхнуло, и она завопила не своим голосом:

– Ой, милая моя, ты в ентот подъезд вообще не ходи! Тут такие дела – живут одни новые русские, а вчерась одного из них – Володьку Целикова, я его сто лет знаю, так вот его убили вчерась. Всю голову, говорят, выстрелом разнесло! Ты не к ним, случайно?

– Да, к ним – я подруга Сони, – сказала я, испытывая желание что-нибудь покрутить, чтобы уменьшить громкость ее голоса.

– Ох, свят, свят, свят! – замахала руками, как мельница, бабка, отчего швабра с грохотом свалилась на ведро. – Допрыгался энтот свистунчик-то! Володька-то хороший парень был, я с его женой бывшей дружила – хорошая баба была! Но Володька-то баб менял, как цыган коней, все крутился колесом – докрутился! А я знаю, за что его грохнули! – Последняя фраза была произнесена голосом Левитана, объявляющего о вероломном нападении немцев на наши границы.

– Да-а?! – протянула я, заинтересовавшись ее интерпретацией происшествия.

Но, видимо, мысли в бабулькиной голове порхали, как бабочки в цветнике, потому что она вновь перешла на своего внука-лоботряса и двоечника. С помощью некоторого напора мне удалось вернуть ее к теме Целиковых.

– А Сонька ента его – шлюха, вот что я скажу! – охотно и радостно сообщила баба Маша. – Бегала в соседний подъезд к ентому скрипачу-бандиту. Только Володька на работу – она шнырь, и там. Но и он хорош гусь... был. Эх, как же его так угораздило!.. Все бирюльки енти их проклятые! Все деньги да богатство, черт его задери...

Вот, оказывается, к кому надо было обращаться Володьке по вопросу слежки за его женой, вот где кладезь информации, причем совершенно бесплатной и в таком еще артистическом исполнении! Поди ж ты – скрипач-бандит! Ушлая бабка, ничего не скажешь.

– Да какие ж там деньги такие особые у врача-то? – спросила я, уже готовая услышать твердый и непоколебимый в своей уверенности ответ всезнающей бабки.

– Ха, какие! Очень даже большие! – сказала она, затем огляделась по сторонам, взяла меня под локоток и заорала громким шепотом: – У Целикова Володьки вся квартира забита антиквариатом, одна бирюлька сто тыщ стоит. Нашими!

Затем она отпрянула, желая, наверное, посмотреть, какое впечатление произвели на меня ее слова. Полутьма в подъезде помогла мне скрыть эмоции, хотя больше всего в данный момент мне хотелось изолировать где-нибудь этот неумолкающий громкоговоритель.

– А ты что, не знаешь? Не видала, что ли? – спросила меня бабуля таким тоном, словно я никогда не видала слона в зоопарке или памятника Ленину.

– Не-ет! А вы видали?

Тут она по-дурацки захихикала и зашептала мне в лицо, немного сбавив тон:

– Да только я и видала... Никому не говори, а я уж тебе расскажу... Вижу я, что не совсем ты еще дрянь! – доверительно сообщила мне бабка и затем огорошила следующими словами: – Короче, гляжу я, Целиковы какие-то коробки домой таскают. Я полы мою, а они носють и носють, мимо, значить. Он носит, и она тоже. Он на нее шипит: осторожней, мол, легче, тише. Я думаю: ну, магнитофоны таскают, он имя раньше спекулировал, фарцовщик хренов. А Сонька взяла в обе руки сразу две коробки, да не справилась, одну выронила – из нее какие-то мешочки посыпались. Володька не видал. Я ей помогать поднимать кинулась, она меня отогнала, все собрали, занесли в дом. Я гляжу, а один мешочек с чем-то внутри тяжеленьким под лестницу свалился. Я подняла, раскрыла: батюшки-светы! Баба там серебряная голая – тьфу ты, гадость какая!