– Не хотели бы вы присесть? – спросил Гаррольд тоном, не терпящим возражений. Я сел на диван, а он и Эллис встали надо мной в угрожающих позах.

– Вы арестованы за нарушение пункта 1 Закона об охране государственной тайны, – объявил Гаррольд. Он схватил меня за одну руку, Эллис – за другую, и в мгновение ока я оказался в наручниках.

Еще несколько машин подъехали к дому по дорожке, усыпанной гравием, и скоро мою квартиру заполнили офицеры в штатском, их мобильные телефоны непрерывно попискивали. Двое присоединились к Гаррольду и встали около меня. Я уловил блеск кобур под их спортивными куртками, что было зловещим зрелищем в Соединенном Королевстве, где полицейские редко бывают вооружены. Атмосфера стала еще более угрожающей, когда дружелюбный Эллис попрощался, и я заметил его озабоченный вид. Маленький усатый уэльсец раскрылся, как только Эллис вышел.

– О'кей, Томлинсон, где твое поганое оружие? – потребовал он.

– Какое оружие? – спросил я в недоумении.

– Оружие, не води нас за нос, где твое оружие? – проревел он.

Настойчивое утверждение, что я вооружен, усилило чувство нереальности, как будто это была игра в арест на курсах IONEC.

– У меня нет оружия, никогда не было, и я не хочу его иметь, – ответил я полностью ошеломленный. Уловив мое недоумение, уэльсец умерил свой пыл.

– У нас есть информация, что ты привез из Боснии оружие, где оно?

– Ах, теперь я понял! – я рассмеялся. – Пистолет ржавеет на дне Адриатики.

МИ-6, очевидно, сообщила полиции, что я сохранил его, возможно, для того, чтобы у них было как можно больше оснований для ареста.

Гаррольд приказал мне встать и обыскал меня, сняв наручники на время обыска. Не найдя ничего интересного, он снова толкнул меня на диван, где я просидел еще три часа, упираясь подбородком в руки, скованные наручниками, а локтями в колени, словно дохлый цыпленок. Офицеры в перчатках из латекса перебрали все в моей квартире, осмотрели стены за каждой картиной, поднимали ковры, перевернули постель, перерыли даже грязное белье. Каждая вещь, представлявшая интерес, была запечатана в пластиковый пакет и помещена в большую белую коробку, заранее приготовленную.

Она постепенно заполнялась. Первым туда попал недавно купленный органайзер "Псион", который живо схватили со стола. Затем последовали компьютерные дискеты, кипы листочков с нацарапанными на них невинными телефонными номерами, испанско-английский словарь, различные домашние видеокассеты и фотоальбом. Меня это совсем не волновало, пока лысый офицер, шаривший в моей куртке, не выдохнул внезапно:

– Что-то здесь есть, сэр.

Другие склонились над курткой. Лысый нащупал в подкладке и вытащил маленький сверток, тщательно завернутый в маскировочную ленту. Душа моя оборвалась, когда я понял, что это паспорт на имя Алекса Хантли, водительские права и кредитная карта. Я смотрел, как пальцы в перчатках из латекса тщательно убрали сверток в пластиковый пакет, запечатали его и положили на растущую гору в короб.

Одновременно другая бригада сыщиков из местной полиции нагрянула в дом родителей в Камбрии, а третья конфисковала настольный персональный компьютер в "Стюарт Гран-при". Мобильные телефоны моих захватчиков звонили беспрерывно, так как все три группы налетчиков использовали их для координации своих действий.

Сразу после 5 часов стало темнеть, и Гаррольд объявил, что пора идти. Наручники сняли на некоторое время, чтобы пустить меня в туалет, а затем меня снова приковали наручниками, но к другому офицеру, вывели во двор и затолкали в одну, из ожидавших темно-зеленых машин. Гаррольд сел на сиденье водителя, вывел машину со двора и повел по шоссе, вероятно, в Лондон.

Мы приехали в полицию на Чарринг-кросс около семи вечера, переезд затянулся из-за пробок в вечерний час пик. Я был еще в наручниках, когда офицеры, не говоря ни слова, провели меня через массивные двери вверх по наклонной площадке в главную приемную и передали под охрану дежурного сержанта. Он записал мою фамилию, адрес и в чем я обвиняюсь, затем разрешил сделать один телефонный звонок по личным делам и связаться с адвокатом. Я ухитрился в наручниках набрать номер отца. Он уже догадался о моей судьбе из-за обыска в доме, но старался говорить бодрым голосом, хотя я знал, что он обеспокоен. Я надеялся, что мама сумеет пережить этот шок. Потом я позвонил Джону Уэдхэму, который отменил свои планы на вечер, чтобы сразу приехать ко мне. Два полицейских констебля отвели меня вниз в камеру ожидать его прибытия.

Как только дверь камеры захлопнулась, я успокоился. Я узнал, что такое наручники и звук запирающихся дверных замков в территориальной армии и в IONЕС. Массируя затекшие руки, я осмотрелся. В камере не было ничего, кроме грязного туалета, каменной скамьи с пенопластовым матрацем и одним грязным одеялом. Я скатал одеяло как подушку и лег на матрац в ожидании прихода Уэдхэма.

В 8 часов вечера маленькое окошко в двери открылось, чьи-то глаза бегло осмотрели камеру, засов отодвинули, и два офицера вошли в камеру.

– О'кей, давай полный стриптиз! – приказали они. После небрежного досмотра они препроводили меня в наручниках в комнату для свиданий, где меня уже ждал Уэдхэм. У нас состоялся короткий разговор. Он немного мог сделать, так как мы не знали, какие доказательства имелись против меня у службы безопасности. Он передал мне книгу, биографию премьер-министра Гладстона, и немного свежих фруктов, которые скоротали бы мне время.

Несмотря на примитивную постель, я крепко спал в ту ночь благодаря снотворному, которое дал мне полицейский врач. На следующее утро после неряшливо приготовленного завтрака, похожего на армейский, дежурный сержант снова проводил меня в комнату для свиданий, где ожидали Уэдхэм и два полицейских офицера. Они представились как сыскные инспекторы Рэтклифф и Дерн из городской полиции. Остаток утра и весь день они безжалостно терзали меня, причем где-то шипел магнитофон, записывая мои показания, и постепенно раскрывали доказательства моей вины. Во-первых, копия проспекта, которую я передал Мартин, и расшифровка ее беседы с австралийской полицией. Затем копия ее второй беседы, за которой Рэтклифф и Дерн летали в Австралию, чтобы лично сделать ее. И, наконец, документы на Алекса Хантли. Около 6 часов вечера они предъявили мне официальное обвинение о нарушении пункта 1 Закона об охране государственной тайны. Дежурный сержант отказался отдать меня под залог на поруки и оставил под стражей до слушания дела в суде в понедельник.