— Если ты или кто-то ещё считает меня лжецом, я готов с саблей в руке постоять за свою честь! — угрюмо возразил пан Роман. — Клянусь всем, что для меня есть свято, клянусь собственной душой нетленной, я не знал, что ларец нашёлся! Мой отрок, Мариус, нашёл его в келье под чердаком. Он и не подумал сказать мне… да и сам узнал недавно. Не думаю, что ты не догадываешься о причинах его нелюбви к московитам, сотник!

Кирилл криво усмехнулся.

— Значит, ларец на бабу! — негромко подвёл он итог. — Что ж… Равноценный ли обмен, я судить не могу. Но ты, пан… Ты-то как будешь жить, разменяв честь на любовь? Ведь ты слово своему самозванному царю давал!

— Давал! — угрюмо сказал пан Роман, заметно побледнев. — Клялся! Думаю, ТАМ, потом, мне припомнится это. Но… Я не могу предать и Татьяну! Неужели ты, сотник, сам благородных кровей поди, не понимаешь меня?!

— Нет, не понимаю! — честно признался Кирилл. — Баба, она и есть — баба! Другое дело — мать там, сестра, дочь… Жена, в конце концов! Хотя жену можно и новую обрести, а мать — вряд ли. Ну а тебе-то чего честь свою поганить? Ради чего? Ради того, что через несколько лет истает как дым от огня? Ради её, которая лет через десять превратится в дряхлую, загнанную кобылу, не достойную и взгляда в свою сторону? Ты ради неё слово рушишь? Ну…

— Марек! — бледный и решительный, громко окликнул отрока пан Роман. — Марек, неси сюда ларец!

Марек был недоволен. Очень недоволен! Но спорить сейчас с паном Романом было совершенно бесполезно. К тому же, с галерей по-прежнему пристально следили за литвинами чёрные зрачки пищалей. В таком состоянии порыпаешься, пожалуй!

Марек искусал себе все губы, пока шёл до дверей. Казалось, идти медленнее нельзя… И он всё ждал, что господин остановит его, скажет, что пошутил. Нет, ну нельзя же так быстро сдаваться! Лучше погибнуть с честью, чем жить в бесчестье. Пусть об этом бесчестье никто не узнает… Но сам ты будешь знать! И как же жить дальше?!

— Я помогу тебе, Марек! — предложил Яцек.

Марек только коротко кивнул. Помогай… ларец и впрямь тяжёлый…

Они вдвоём еле выволокли его из-под нагруженной утвари и, надрываясь, поволокли обратно.

— Тяжёлый! — процедил сквозь зубы Яцек.

Марек промолчал вновь. Для него сейчас тяжесть была в десять крат большей. Ещё бы! Ведь с каждым шагом к залу он приближал бесчестье пана Романа…

Сто двадцать шесть шагов оказалось до дверей в зал, услужливо распахнутых московскими ратниками — Марек считал. И ещё два десятка коротких, медленных шагов — до помоста.

— Ну, что ты плетёшься, как черепаха?! — резко одёрнул его московит из стрельцов. — Двигай ногами, рохля!

Марек так яростно сверкнул на него глазами, что даже этот стрелец, огромный и наглый, проглотил следующую фразу, рвущуюся наружу. Страшен был взгляд Марека! Просто страшен!

…Ларец, звонко ударившись оковкой о доски помоста, встал твёрдо и нерушимо.

— Вот он! — хмуро сказал пан Роман, до белизны сжав кулаки.

Кирилл озадаченно посмотрел на ларец. Невелик — меньше полу сажени в длину, ещё уже в ширину. Окован железом, а не серебром или златом, как ожидал сотник. Две скобы — там должен быть замок… Только вот не было его!

— А почему он открыт? — с внезапно вспыхнувшим подозрением спросил он у пана Романа. — Почему ларец не на замке?!

Проклятый, лживый пан очень натурально изобразил испуг и изумление. Даже первым рванулся открывать крышку… Ну, да тут Кирилл его обогнал, так саданув плечом, что далеко не слабый пан Роман отлетел на шаг в сторону.

Крышка, лязгнув, открылась, бесстыдно обнажив чрево ларца. Пустое чрево!.. Почти пустое.

— Так! — растерянно процедил Кирилл, разглядывая маленькую книгу в медной обложке, одиноко и сиротливо лежащую на дне. — И где это?

— Это — что? — пану Роману каким-то чудом удалось удержаться от того чтобы отвесить челюсть до пола.

— Грамота!!! — яростно заорал Кирилл. — Грамота, письмо вашему королю! Продажная, на землю русскую! Заклад нашей веры!

— Не знаю! — пожал плечами пан Роман. — Клянусь, я не ведаю, что лежит… лежало в ларце. Может, только эта книга и лежала? Ведь я везу её не королю Жигмонту, а — князю Василию Константиновичу Острожскому, воеводе киевскому. Ему-то, зачем твоя земля?

— Не моя — русская! — зло ответил Кирилл. — Нет, не может быть здесь только книги. Должно быть письмо! Письмо с закладом! С Новгородом, со Смоленском, с северской землёй! Ведь вор ваш, Дмитрием прозывающийся, он же предатель и земли нашей расхититель!

Пан Роман, с трудом сдерживая усмешку, повёл плечами:

— Не ведаю! Может, разбойники ту грамотку спалили…

— А может, ты перепрятал! — тихо, с явной угрозой сказал Павло Громыхало. — Сотник, да ты ж посмотри! Он издевается над тобой, проклятый лях!

Пан Роман уже устал напоминать, что он не лях. Ещё раз — не стал.

— Я уже говорил, что готов ответить перед любым, кто сомневается в моём честном слове! — тихо, с расстановкой сказал он. И даже вздрогнул, когда блестящее лезвие остро отточенной сабли сотника просвистело в пяди от его носа.