– Неужели никто не смог убедить его, что он вкладывает деньги в выгребную яму? – спросил я.

– Это вы хорошо сказали – в выгребную яму, – кивнул Браз. – Вот только кому это надо? Актерам? Да они счастливы, что снимаются! Мне? Да и я тоже схватился зубами за этот «Час волка», как волк! Мы все делаем вид, что занимаемся большим и важным делом, что в муках творчества производим на свет талантливый фильм, призванный духовно обогатить наш народ…

Он помолчал, уставившись тяжелым взглядом на бутылку.

– Разве что Арабова искренне верит, что создает нечто великое и за свою роль получит как минимум «Оскара», – добавил Браз и причмокнул губами. – Дура!

– Вы же говорили, что она талантливая актриса, – напомнил я.

– Я говорил? – глянул на меня Браз широко раскрытыми глазами. – Впрочем, я в самом деле мог сказать такую чушь… – Он снова замолчал, создавая воображаемый мостик между бутылкой и своей рюмкой. – Инга – полное ничтожество в кино. Это Черновский дал ей главную роль. Я бы не доверил ей даже участие в массовке на дальнем плане… Ох, и зачем я вам это говорю? Она ведь, кажется, вам симпатична?

– Да, вы не ошиблись, – ответил я, наполняя рюмки. – Я люблю ее.

Браз вдруг крепко схватил меня за руку и посмотрел мне в глаза.

– Не надо! – шепотом сказал он. – Она порочна!

– Вы хотите сказать, что у нее любовная связь с Черновским?

Браз помолчал. Я заметил, что, будучи даже сильно пьяным, он контролирует свою речь.

– Возможно, любовная связь, – растягивая звуки, ответил он. – В некотором роде это так. В некотором роде! – громче сказал он, подняв палец. – Послушайте меня! Забудьте о ней! И ради бога не пытайтесь встать между ней и Черновским. Я предупреждаю вас потому, что не хочу вам зла.

– Значит, Черновский озабочен сейчас поиском денег? – уточнил я.

– Да, это так, – вздохнул Браз. – И если бы он занимался только этим, а судьбу фильма полностью доверил мне, то о таком продюсере можно было бы только мечтать! А что остается мне, если сценарий – его, артисты – его, деньги – его!

– У Инги это первая роль?

– Да, первая, – кивнул Браз. – И, надеюсь, последняя… Есть у нее одно хорошее качество: она очень трудолюбива. Она ставит перед собой цель и идет к ней напролом, как танк. Она в целях экономии отказалась от каскадеров и собирается все трюки выполнить сама! Ах, к такой завидной энергии добавить бы немного таланта, и цены бы ей не было!.. Кстати, а вы не хотите стать меценатом?

– Нет, – признался я. – Не хочу.

– М-да, этого следовало ожидать, – угрюмо согласился Браз. – После того, что я вам рассказал о фильме и актерах, нелепо говорить о меценатстве. Я сразу понял, что вы не из тех богатых людей, которые могут кидать деньги в выгребную яму.

– Единственное, чем я могу помочь вам, так это подыскать мускулистых парней. Две штуки, пожалуй, найду.

– Правда? – оживился Браз. – Я буду вам очень благодарен!

– И еще я хотел бы побывать на съемках.

– Нет проблем! – охотно согласился Браз. – Завтра, кстати, мы приступаем к ночным съемкам. Удивительное зрелище, уверяю вас!

Я встал, подошел к двери. Браз, глаза которого неудержимо слипались, не стал возражать. Вопрос, ради которого я сюда пришел, уже можно было не задавать, но все же я спросил, чтобы поставить точку:

– А был ли мальчик, принесший письмо?

Браз оторвал подбородок от груди, внимательно посмотрел на меня, слегка склонив голову набок.

– В том-то все и дело, что был, – ответил он. – Сначала один, потом другой… Я понимаю, у вас было какое-то веское основание не верить мне.

– Спокойной ночи! – сказал я и вышел из номера.

Вот это замес действительности с вымыслом! – думал я, лежа на кровати и глядя на то, как на потолке вся ярче разгорается отблеск восхода. Инга играет роль Марты Лехтине. Лембитом Лехтине назвался незнакомец, который пришел к Лебединской. Высокий, сухощавый мужчина с темными волосами, по словам Инги, толкнул Лебединскую под колеса «шестерки». И вот на сцену выходит продюсер Черновский, которого я видел лишь однажды на набережной, – он тоже высок, сухощав, и волосы его достаточно темны. Получился круг, каждый отрезок которого является продолжением следующего.

Я так и не понял, куда девалась ночь, спал я или думал до самого рассвета. Голова была переполнена мыслями, сердце колотилось так, словно я выпил литр крепчайшего кофе.

А был ли мальчик? – спрашивал я сам себя. А был ли мальчик…

Я сделал то, что делал каждое утро: надел шорты, майку, кроссовки, солнцезащитные очки, мохеровую повязку на лоб, спустился вниз и, убедившись, что меня увидели рабочие, вышел на улицу, громко хлопнув за собой дверью. Свернул направо, в сторону Новосветского шоссе, и побежал трусцой.