Тревиц высматривал коридоры, которые вели круто вверх, и изучал потолки в поисках признаков люка. Но ничего похожего не попадалось, и таинственный испуганный разум оставался их единственным шансом выбраться на поверхность.

Они шли в тишине, нарушаемой только звуком их шагов, в темноте, только светом вокруг них, единственные живые среди смерти. Иногда им встречались роботы, неподвижные, замершие сидя или стоя. Один робот лежал на полу, неестественно вытянув руки. Он выключился, подумал Тревиц, когда находился в неустойчивом положении, и упал. Бандер, живой или мертвый, не мог отменить силу тяжести. Вероятно, наверху во всем имении стояли и лежали выключенные роботы. Именно это заметят скорее всего.

А может быть, и нет, вдруг подумал Тревиц. Может быть, солярийцы знали заранее, когда кому из них умирать. Может быть, планета уже наготове. Да нет, ведь Бандер умер неожиданно. Кто об этом узнает? Кто мог такое предвидеть?

Но нет (Тревиц отбросил оптимизм, как опасный самообман), солярийцы, конечно, заметят прекращение всякой активности в имении Бандера и, конечно, примут меры. Они все слишком заинтересованы в наследовании имений, чтобы предоставить смерть самой себе.

— Вентиляция не работает, — жалобно пробормотал Пелорат. Это подземелье нуждается в искусственной вентиляции, а энергией снабжал Бандер. Теперь его нет, и вентиляция не работает.

— Неважно, Янов, — успокоил его Тревиц, — в этом пустом подземелье нам хватит воздуха на годы.

— Все равно это замкнутое пространство. Здесь тяжело психологически.

— Пожалуйста, Янов, не поддавайтесь клаустрофобии… Блисс, мы хоть немного приближаемся?

— Да, Тревиц, — ответила она.- Ощущение усилилось, и я чувствую направление яснее.

Она шагала вперед более уверенно и меньше колебалась в выборе направления.

— Там! Вот! — воскликнула она. — Я чувствую его очень сильно.

— Теперь и я его слышу, — сухо сказал Тревиц.

Все трое остановились, затаив дыхание. Они услышали тихий плач с судорожными всхлипываниями.

Они вошли в большую комнату и увидели, что она обставлена богаче и красочнее остальных.

В центре комнаты стоял робот. Он слегка наклонился, а руки его были подняты в жесте почти патетическом, и он, конечно, был выключен.

Из-за робота высовывался краешек одежды и выглядывал круглый испуганный глаз. И по-прежнему слышался тихий плач.

Тревиц подошел к роботу, и из-за него выбежала маленькая фигурка, она споткнулась, упала на пол и осталась лежать, закрыв глаза руками, брыкаясь и крича, крича…

— Это ребенок. — Блисс могла бы этого и не говорить.

Тревиц, озадаченный, отступил. Что делал здесь ребенок? Бандер так гордился своим одиночеством, так подчеркивал, что он один.

— Я полагаю, это наследник, — сказал Пелорат, менее склонный пасовать перед железной логикой очевидного факта.

— Ребенок Бандера, — согласилась Блисс, — но, по-моему, слишком маленький, чтобы унаследовать имение. Солярийцам придется искать другого наследника.

Она смотрела на ребенка, но не пристально, а нежно, словно гипнотизируя, и постепенно ребенок начал успокаиваться. Он открыл глаза и в свою очередь посмотрел на Блисс. Плач сменился тихими редкими всхлипываниями.

Блисс заговорила, произнося ничего не значащие слова, только для того, чтобы усилить успокаивающее действие мыслей. Она ментально ощупывала незнакомый разум ребенка и пыталась разгладить спутанные волокна его эмоций.

Ребенок встал и, не отводя глаз от Блисс, скользнул к безмолвному, застывшему роботу. Он обхватил робота за ногу, как будто ища безопасности и спасения.

— Наверно, этот робот — его… его нянька, — сказал Тревиц, — или воспитатель. Думаю, ни один соляриец не может присматривать за другим солярийцем. Даже родитель за ребенком.

— Ребенок, наверно, тоже гермафродит, — сказал Пелорат.

— Должно быть, — отозвался Тревиц.

Блисс медленно подходила к ребенку, сложив на груди руки, показывая, что не собирается хватать маленькое существо. Ребенок затих, наблюдая за Блисс и все еще держась за робота.

Блисс уговаривала:

— Не бойся, детка… ты хороший, маленький, не бойся, ты милый, хороший, не бойся, не бойся…

Она остановилась и, не оглядываясь, негромко сказала:

— Пел, поговори с ним на его языке. Скажи ему, что мы роботы и пришли, чтобы позаботиться о нем, потому что отключилась энергия.

— Роботы? — испуганно сказал Пелорат.

— Мы должны представляться роботами. Роботов он не боится. И он никогда не видел людей. Возможно, даже не верит в них.

— Я не знаю, — сказал Пелорат, — смогу ли найти подходящие выражения. Я не знаю, как будет на древнем языке "робот".