– Ты не передо мной извиняйся. Перед Мишкой.

– Еще чего, - снова закипел было Лешка.
– Я ничего такого не сказал.

– Сказал. И если не извинишься, то вся наша четверка под угрозой окажется.
– Произнесла Аня и просительно глядя в глаза командиру погладила его по плечу.

И тут в тамбур зашел загорелый тощий мужик с унылым лошадиным лицом. Он оценивающе посмотрел на ребят, что-то там понял для себя, и сказал:

– А квартирки ребяток не интересуют? Алушта, Алупка, Ялта, Феодосия, Евпатория. А недорого! От 10 баксов! А ребятки?

– Спасибо, у нас есть?
– не глядя, отрезал Лешка.

– А рублики на купончики меняем? А выгодно, выгодно меняем!

– Да не надо нам!
– тоскливо ответил командир магического диверсионного подразделения.
– Как вы нас все задолбали! На каждом километре со своими купончиками лезете. Поменяли мы уже всё!

Меняла посмотрел пустыми глазами на ребят и, вздохнув ушел в вагон.

Злость куда-то улетучилась, и Лешка вздохнул:

– Да, Ань, ты мертвого защекочешь... Пошли, что ли собираться. Скоро наша остановка.

Но перед самим Бахчисараем меняла, уже в купе, опять нарисовал свою унылую физиономию:

– А квартирки ребяток не интересуют? Алушта, Алупка, Ялта, Феодосия, Евпатория. А не дорого! От 10 баксов! А ребятки?

– Слышь, мужик! А ты забодал уже! Туристы мы, понимаешь? Повторяем по слогам: ту-рис-ты! У нас палатки. Па-лат-ки! По-нял?

– А рублики на купончики меняем? А выгодно, выгодно меняем!
– белесые глаза продолжали бессмысленно смотреть сквозь Алексея.

– Освободи проход бегом! Не видишь, мы выходим.
– Рявкнул Лешка, снова заводясь.

Но мужик все ныл и ныл:

– А машинку надо? Алушта, Алупка, Ялта, Феодосия, Евпатория. Маршруточка, легковушечка, автобусик!

И тут Лешка не выдержал. Он покрыл менялу таким густым и забористым матом, что даже сам покраснел. Но чуть позже. Когда, тоскливо вздохнув, тощий меняла грустно исчез в необозримом чреве поезда.

– Ты кажется, ему основательно ауру попортил.
– Смущенно сказала Оля, когда они уже стояли в тамбуре.

– Ты как знаешь?
– поинтересовался Михаил.
– Ты же сейчас не медитируешь?

– Я читала, что многие слова несут мощный энергетический заряд. Мат, например, это сильная разрушающая энергетика, объяснения в любви - мощная созидательная.

– То-то, когда Лешка матерился, у меня уши покраснели!
– засмеялась Аня.
– Олька, будешь меня чинить вечером.

– А вот бы, когда чер..., ну то есть Этих встретим, матом их покрыть, бац, и они схлопнулись куда-нибудь в двухмерное пространство!
– "Роза мира" явно повлияла на словарный запас и настроение Мишки. Он, вообще-то не очень любил фантастику, но еще вчера вечером, заявил, что хочет почитать "Этого, как его, Головлева? А, нет, Головачева, точно!"

– Смотри, сам не схлопнись, когда выходить будешь, тут перрон низко!
– неожиданно сказала дотоле незаметная проводница. И открыла дверь.

– Ух ты, ёк-макарек!
– такими словами встретил Лешка крымское солнце, с такой силой шлепнувшее его жарой в макушку, что он аж пригнулся.

– Красотища!
– довольно сказал Мишка. Как все худощавые люди он обожал жару и ненавидел зиму. Впрочем, Леха тоже зиму не любил. Особенно после одной лыжной "единички" по Северному Уралу. Тогда группа попала в пургу на перевале, и Конжаковский Камень, считавшийся, обычно, мирной горой, едва не унес их жизни. Слава Богу, поняли они это только дома. А тогда весело хохотали над собой следующим утром, когда проснулись в охотничьей избушке. Лешка тогда обморозил правую половину лица, кисти, все пальцы на руках и ногах и... пятки! Потом месяц по ночам пугал в общаге первокурсников, когда ходил за чайником на кухню. Еще бы - увидеть в угрюмой темноте обшарпанных коридоров надвигающуюся на тебя мрачную, бородатую физиономию с разноцветными пятнами на щеках и клочьями свисающей кожи!

И попасть после какой-то унылой осенней весны в жизнерадостную теплынь улыбчивого Крыма было для него наслаждением.

Оля к погоде относилась вполне спокойно, находя особый комфорт и в ненастье, и на солнце.

А вот полненькой Анюте было тяжеловато. Хотя она и не показывала виду, но голову она тут же прикрыла новомодной бейсболкой.

Бабушки разных национальностей сидели на перроне и мирно торговали всякой вкуснятиной - и непременные семечки, и невиданная в Кирове разноцветная орехово-фруктовая колбаса под грузинским именем "чурчхела", и жареные чебуреки с вареной сгущенкой, и никогда неслыханные студентами копченые креветки, и домашняя чесночная колбаса. Бабушки лениво махали газетами и утирали пот с лиц, только один усатый мужичок в бумажной треуголке безостановочно растягивал:

– Ееежевика! Леснаая яягодаа! Ееежевика! Леснаая яягодаа!

– Интересно! Откуда он в мае ежевику взял?
– подивился Мишка.

– Может быть у них она в мае и созревает? Как, Аня думаешь?

– Вряд ли... Может он ее специально выращивает?

– Пошли рюкзаки в камере хранения оставим, потом спросим у него, где он эту "Ееежевику!" надыбал.
– Сказал Лешка.

– А зачем? Может сразу в горы?
– спросила Оля.
– Там лагерь поставим, потом сюда вернемся.