– Это уж как получится.
– Вздохнул Лешка.
– Когда он во мне, я себя контролировать не могу.

– А ты постарайся! Бесу-то больно не уступай. И молитовку про себя постоянно читай. "Отче наш" знаешь?

– Нет.

– Эх, молодежь, молодежь... про девяностый псалом уж и спрашивать не буду. Тогда хоть Иисусову молитву читай. Она коротенькая. Сразу запомнишь. "Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешного". Запомнил? Повтори-ка!

– Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного!
– как послушный ученик повторил Лешка.

– Молодец!
– Одобрил Лешку Митрич.
– Постоянно читай, а особенно тогда, когда чего странное увидишь или почувствуешь. И крестное знамение накладывай на себя. Понял?

– Понял.
– кивнул студент.

– И когда тебя отпустят, ты сразу бегом в храм ближайший, в ноги священнику падай, говори - так мол и так, на отчитку мне надобно. У вас в епархии наверняка старец какой ни то отчитывает. Только смотри одной отчиткой-то не обойдешься. Какое-то время в монастыре поди пожить придется.

– Он говорит, что я друзей своих убил.
– Неожиданно ляпнул Лешка.

– А ты ему не верь. Глаза небось отводит, а друзья твои живы-здоровы.

– Вряд ли...
– снова вздохнул Лешка. Слишком реальными были воспоминания, от которых хотелось сбежать на край света.

Но тут прибежал Сашка, при котором разговор вести не хотелось.

– Ну все!
– радостно открыл он дверь.
– Там начальник вокзала с начальником поезда еще матерят друг друга, но, в принципе, вопрос уже решен. Отправят тебя через пару часов домой. Радуйся, псих.

И Лешка, правда, обрадовался. Перспектива сгнить заживо в стенах бахчисарайской клиники повергала его в такое отчаяние, что он не хотел и думать об этом, что понял только сейчас.

– Митрич! Помогай!
– открыл Сашка задние двери "буханки".

– Развяжи ты парня, пусть хоть кости разомнет.
– Неожиданно пожалел Лешку Митрич.

– Не положено. С меня потом башку снимут, если он деру даст.

– Охо-хо, доля наша горькая...
– вздохнул Митрич и взялся за ручки носилок.

Дотащили его до вокзального медпункта быстро и только там сняли ремни, оставив, впрочем, завязанной смирительную рубашку.

В комнате сидела симпатичная темноволосая женщина средних лет, естественно, в белом халате, и заполняла какие-то бумаги.

– Принесли? Пусть сидит в углу. Не буйный?
– спросила она.

– Вроде нет, всю дорогу лежал не дергался.
– Ответил ей фельдшер.

– Хорошо. Сейчас сопроводительную подпишу... А кто из вас сопровождающим едет?
– посмотрела она на Митрича с Сашкой.

– Никто!
– развел руками Саня.
– Наша работа его до вокзала доставить.

– Так не пойдет!
– возмутилась женщина.
– Его же нельзя одного отправлять! Натворит чего по дороге... Кто отвечать будет?

– Я сейчас прямо здесь натворю, если меня в туалет не сводят.
– Угрюмо пробурчал Лешка.

– Дай ему утку.
– Приказала женщина, сразу разонравившаяся Лехе.

– Ладно, чего утку, давайте я его в туалет свожу.
– Ответил ей Митрич и, не дожидаясь разрешения развязал рукава рубашки. Лешка едва повел руками, как завыл от боли в затекшем теле.

– Эй, тебе кто разрешил!
– вскинулась тетка, явно бывшая выше в своих медицинских званиях и Сашки, и тем паче, Митрича, и даже их обоих вместе взятых.

– Не сбегёть.
– спокойно ответил ей Митрич и обхватил ладонь Лешки своей лапищей.
– Пойдем, псих!
– и вывел его из кабинета в коридор

– Ирина Витальевна! Мы тут никак не причем!
– раздалось за закрытой дверью.
– Нам приказано его доставить и все! А там вообще - хоть трава не расти! У нас, между прочим, вообще выходной сегодня. Мотаемся тут...

– Не орите, молодой человек, я вам еще раз говорю...

Чего там тетка еще раз должна была сказать, Лешка уже не услышал, так как Митрич вывел его на жаркую и пыльную симферопольскую улицу.

Он молча довел его до перронного бесплатного туалета и закрыл в кабинке. С огромным трудом, Лешка сделал свои дела, еле успев непослушными пальцами расстегнуть молнию на штанах.

– Молишься?
– неожиданно спросил его через дверь Митрич.

– Н-нет...
– растерянно ответил Лешка.
– Я ж в туалете!