Взял тогда юноша Фаэливрин воды из чудесного ручья в Великом лесу, навевающей мгновенный сон, продолжающийся несколько часов, и поднес ее стражам, охранявшим Ашурран, когда стемнело. Хоть Древние и не нуждаются в сне и могут ночью так же заниматься своими делами, предпочитают они в ночные часы уединение в своих жилищах, и города их становятся тихи и пустынны. Воспользовавшись этим, привел Фаэливрин коня, нагруженного припасами, и выпустил Ашурран из клетки.

В тот же миг схватила она юношу в объятия и стала целовать, не в силах оторваться от его нежных губ, и Фаэливрин трепетал в ее объятиях от страха и смущения, но еще больше — от ответного желания. И сказала ему Ашурран:

—Никуда я не поеду без тебя, мой серебряный эльф, роза лесов, лилия долин, и лучше мне умереть, чем разлучиться с тобой!

Не смог противиться ей юноша Фаэливрин, потеряв голову от любви, и сел с ней на одного коня, склонив ей голову на плечо, и она не выпускала его из рук ни на мгновение, как величайшую драгоценность. Фаэливрин помог ей запутать следы и направил коня на север, кружным путем, чтобы не нагнали их преследователи. И предавались они торопливым ласкам прямо в седле, а когда спешились для отдыха, стала им брачным ложем охапка сухих листьев под сводами Великого леса.

Познали они близость друг друга, и показалась она слаще меда, пьянее вина, и не могли они губы с губами разомкнуть, как умирающий от жажды не может оторваться от ручья. Отдал ей Фаэливрин свое кольцо, и по обычаю Древних достаточно было этого, чтобы стать ее мужем; у нее же не было кольца, чтобы дать ему, и сняла она простое железное колечко, служившее застежкой на одежде, и надела ему на мизинец.

—Когда придем мы в земли людей, осыплю я тебя золотом и самоцветами, — обещала она.

Но чем ближе были земли людей, тем печальнее делался юноша.

—Связаны мы незримой нить с великим лесом, будто пуповиной, и оттого называем его Грейна Тиаллэ — «лоно матери», и оттого неспособны долго прожить за его пределами. Зачахну я и умру, и даже твоя любовь меня не спасет.

Как ни уговаривала его Ашурран, он стоял на своем. И стала она думать о том, чтобы увезти его силой — однако боялась, что недолго он проживет, покинув Великий лес.

Когда вдали показались синие предгорья и седые вершины Хаэлгиры, острый взор Ашурран различил будто бы купола и башни среди нагромождения далеких скал.

—Это Нэт Сэйлин, город эльфийских королей древности, — рассказал Фаэливрин. — Высечен он был в скале, с превеликим искусством, неприступный для любого неприятеля. Много внутри него огромных залов и комнат, но сотни лет он уже заброшен и служит жилищем только совам и орлам.

Все ближе были земли людей, но вместе с тем приближалась и погоня, и прикладывая ухо к земле, все печальнее становился юноша Фаэливрин. Сказал он:

—Следует мне вернуться, пока не поздно. Может быть, удовольствуются этим мои сородичи и не станут преследовать тебя. Я же совершил ужасное преступление против моего народа и должен понести наказание.

Пыталась Ашурран его увещевать, но был он непреклонен в своем решении. Когда поняла она, что не сможет переубедить его или силой увести, пролила она слезы, не стыдясь и не скрываясь. И смерть казалась ей желаннее, чем разлука с Фаэливрином. Юноша молил:

—Слышна уже поступь погони, и жестокий мой брат едет с ней, от него тебе не приходится ждать пощады, ко мне же он будет милосерднее прочих. Не делай напрасной мою жертву, не отягощай мою душу страхом за твою жизнь, беги к своим родичам, и пусть воспоминания о кратком нашем счастье послужат нам утешением в разлуке.

Однако для Ашурран одно лишь было утешение: решила она, что, победив эльфов, потребует в качестве выкупа Фаэливрина, и тогда уже никто не сможет их разлучить. Взять же его с собой сейчас — значит, навлечь на себя гнев его родичей и опасность в землях людей. Вскочила она на коня, хлестнула его изо всех сил и помчалась к опушке Великого леса, не оглядываясь, чтобы не утратить решимости.

Юноша Фаэливрин был схвачен подоспевшими эльфами. К тому времени Ашурран уже превратилась в пятнышко на горизонте. Попытались ее догнать, да где там. Припав к лошадиной шее, нахлестывала она коня и держалась на его спине без седла благодаря выучке, полученной в Арриане. Пускали ей вслед стрелы и даже бок коню оцарапали, но он только прибавил резвости.

В ярости от неудачи обнажили эльфы клинки, чтобы зарубить отступника на месте. Юноша приготовился к смерти, желая ее как избавления от своего позора. Однако Дирфион удержал своих воинов:

—Мой брат юн и неопытен и не достиг еще своего совершеннолетия. Если кто виноват в его преступлении, то только я, давший ему злосчастное поручение. Следовало бы мне получше за ним наблюдать и вовремя пресечь преступные его намерения и порочную его страсть. Кроме того, знания его не раз еще могут нам пригодиться, и выгоднее оставить его в живых, чем убить.