Шрифт:
Я спросил Адаманта, могут ли они знать… о том, что я не совсем в порядке. Он ответил, чтобы я не забивал голову ерундой — живые пока еще не научились распознавать выходцев с того света.
Тогда я спросил, могут ли знать про Пленку. Адамант успокоил: мол, если бы знали, тебя разобрали бы на кусочки еще в клинике… или перехватили любой ценой. Для опытов.
Единственное, что мне приходило в голову, это какие-то дела отчима. Денежные махинации? Но тот был всегда показательно честным. Нежеланный свидетель чего-либо? Тогда я-то при чем?
Ферилья смотрела на меня из-под куста. Серая, длиннотелая, с пушистым хвостом. Я протянул руку — погладить, зная наверняка, что не дастся. И все же — вдруг? Порой я сомневался, что ферильи — существа из плоти и крови, или хоть могут казаться такими. Быть может, передо мной просто пушистый сгусток тумана, подвижный сгусток с огромными грустными глазами.
Сейчас я вспоминаю — до меня доходили слухи о непонятных зверьках, порой возникавших в свете фар на трассе. Зверьков видят те, кому далека и трудна дорога… видят живые люди.
Или дорога — одна для живых и мертвых?
Глава 6
Лаверта
Друг имеет право на собственные секреты. Если вместо поддержки начать лезть к нему в душу, кем будешь после этого? Этого принципа Натаниэль придерживался всю жизнь. А сейчас его пытались заставить на принципы наплевать. И заодно на дружбу.
— Скажи, что с ним?
Она не просила — требовала. Воробышек, пытающийся оттолкнуть со своего пути большого кота…
Най упрямо отворачивался, огрызаясь — и старался случайно не нагрубить:
— Послушай, ты ему доверяешь? У него может быть своя тайна?
— Мне плевать на его тайны, я хочу знать, как он!
— Живой, здоровый… ну, что тебе еще? Ничего я не знаю!
С девушками, которые ему нравились чисто по-дружески, Най вел себя очень неровно. Становился вдруг неуклюжим, привычная ленивая грубоватость приобретала некоторую нервозность. Не мог решить для себя, как стоит обращаться с особью женского пола, которая не годится в возможные пассии. А Ника стояла перед ним, мерцая светло-серыми, серебряными глазами, одинокая, беззащитная и очень решительная.
— Я не собираюсь вешаться ему на шею. Но я прошу одного — честности. Если… КОГДА увидишь его, передай…
— Послушай, Ника, я и так ему уши все прожужжал! Ника, мол, Ника, позвонил бы ты, что ли, девчонка изводится…
— Ах, вот как… — она сникла, и серебро потускнело, — И что же он?
— Он? Помнит… Он же тебя… в общем, он не может, значит, сейчас появиться.
Ника направилась к двери, едва не натолкнувшись на оленьи рога. Уже занеся ногу над порогом, обернулась:
— А всё же скажи ему. Если ему не хватает смелости или ума хотя бы послать пару строчек!
Лаверта
Айшан
Лаборатория Лойзы называлась «Рубин» и занималась исследованием крови. Эти данные было не слишком тяжело получить, точнее, совсем не тяжело, если знать, где вести поиск.
Судя по интервью, которое дал собственно Лойза избранной прессе около года назад, можно было вычислить, что больше всего его занимает проблема свертываемости крови… и он тогда казался довольным. Не сказал ничего дельного, но Микеле как-то проговорился, передал слова отчима, — «исследователи там наворочают. Еще не хватало, чтобы кровь человека сворачивалась в мгновение ока».
У Айшана мурашки поползли по коже.
Он-то часом думал, что «Рубин» производит незаконные операции на живых существах… похоже, ошибся. Не операции, но оружие, даже если сами так не считают: с раскопок Тара-Куино люди привезли с собой зародыши смерти… и растили их долгие годы.
— Мики… — проговорил он вполголоса.
Отчим недолюбливал пасынка, но, считая его глупым мальчишкой, мог и обронить что-нибудь, не предназначенное для чужих ушей. Как однажды сказал.
Только Микеле тогда доверял Айшану — сейчас, видимо, нет, раз старательно обходит бывшего друга стороной. Знает?
Возможно…
Айшан внаглую использовал удостоверение, чтобы пройти в архивы учреждений, где ранее работали те, ныне умершие. Понимал, что ничего особо секретного там не найдет — не дураки работают с информацией, нужное скроют.
Порой в голову приходила безумная мысль — предложить обмен… только выдумку сразу раскусят, а ничего серьезного у Айшана нет.
Разве что…
Если бы все же встретиться с Микеле.
Если бы удалось понять, что можно и что нельзя говорить, Айшан преподнес бы свою версию, далекую от реальной, и взятки с него были бы гладки — что знал, то и принес.