– В чем дело? – спросил король.

Гвардеец подошел к нему, и, покамест он объяснял Людовику XVI причины, побудившие его нарушить приказ, Жильбер, уже много лет не видевший короля, безмолвно и пристально глядел на человека, которого Господь поставил у кормила власти в тот самый момент, когда на Францию обрушились жесточайшие бури.

Короткое толстое тело, вялое и невидное; бесформенное и невыразительное лицо; тусклая юность, борющаяся с ранней старостью; могучая плоть, подавляющая посредственный ум, которому лишь память о знатнейшем происхождении сообщала некое подобие величия, – для физиогномиста, штудировавшего Лафатера, для магнетизера, читавшего в книге будущего вместе с Бальзамо, для философа, грезившего вместе с Жан-Жаком, наконец, для путешественника, перед взором которого прошли бесчисленные человеческие племена, все это значило: вырождение, оскудение, бессилие, гибель.

Поэтому Жильбер наблюдал это печальное зрелище с волнением, источником которого было не почтение, но мука.

Король приблизился к нему.

– Это вы, сударь, привезли мне письмо от господина Неккера?

– Да, ваше величество.

– Ax! – воскликнул король, словно прежде сомневался в правдивости слов гвардейца. – Скорей давайте его мне! Он произнес эти слова тоном утопающего, который кричит: «Тону! Помогите!»

Жильбер протянул королю письмо. Людовик схватил его и быстро пробежал глазами, а затем величаво приказал гвардейцу:

– Оставьте нас, господин де Варикур.

Гвардеец вышел.

Залу освещала одна-единственная лампа; казалось, король предпочитал полумрак, ибо не хотел, чтоб посторонние могли прочесть на лице монарха, выражавшем не столько озабоченность, сколько скуку, его тайные мысли.

– Сударь, – сказал он, устремив на Жильбера взгляд гораздо более пристальный и проницательный, чем тот ожидал, – верно ли, что вы автор столь поразивших меня записок?

– Да, ваше величество.

– Сколько вам лет?

– Тридцать два, ваше величество, но научные занятия и жизненные невзгоды старят. Считайте меня человеком преклонных лет.

– Отчего вы медлили прийти ко мне?

– Оттого, ваше величество, что я не имел никакой нужды высказывать вашему величеству лично те взгляды, какие мог более свободно и непринужденно высказать на бумаге.

Людовик XVI задумался.

– Других причин у вас не было? – спросил он подозрительно.

– Нет, ваше величество.

– Однако, если я не ошибаюсь, по некоторым признакам вы могли понять, что я отношусь к вам весьма благосклонно.

– Ваше величество имеет в виду то свидание, которое я имел дерзость назначить королю пять лет назад, попросив его в конце моей первой записки поставить в восемь часов вечера лампу перед окном, дабы я мог знать, что он прочел мое сочинение.

– Ну и…? – спросил король, очень довольный.

– Ив назначенный день и час лампа стояла на том самом месте, на каком я просил вас ее поставить.

– А после?

– После я видел, как чья-то рука трижды приподняла и опустила ее.

– А после?

– После я прочел в «Газете»: «Тот, кого лампа трижды позвала к себе, может явиться к тому, кто трижды поднимал лампуза наградой».

– Объявление было составлено именно в этих выражениях, – подтвердил король.

– Да, вот оно, – сказал Жильбер, доставая из кармана газету, где пять лет назад было напечатано только что пересказанное им объявление.

– Превосходно, просто превосходно, – сказал король, – я давно ждал вас, а встретились мы в то время, когда я уже потерял надежду вас увидеть. Добро пожаловать, вы явились, как хороший солдат, в разгар боя.

Затем, взглянув на Жильбера более внимательно, он продолжал:

– Знаете ли вы, сударь, что для короля это дело не совсем обычное – чтобы человек, которому предложено прийти за наградой, не поспешил предъявить на нее права?

Жильбер улыбнулся.

– Отвечайте-ка, отчего вы не пришли? – потребовал Людовик XVI.

– Оттого, что я не заслуживал никакой награды, ваше величество.

– Как это?

– Я француз, я люблю мою страну, ревную о ее благоденствии, полагаю свою судьбу неразрывно связанной с судьбой тридцати миллионов моих сограждан, поэтому, трудясь ради них, я трудился и ради себя. А эгоизм, ваше величество, награды не достоин.

– Это все парадоксы! У вас наверняка имелась другая причина!

Жильбер промолчал.

– Говорите, сударь, я этого хочу.

– Быть может, ваше величество, вы угадали верно.

– Выходит, вы полагали, что дело плохо, и выжидали? – спросил король с тревогой.

– Выжидал, чтобы дела пошли еще хуже. Да, ваше величество, вы угадали верно.

– Я люблю честность, – сказал король, тщетно старавшийся скрыть свое смущение, ибо от природы он был робок и легко краснел. – Итак, вы предсказывали королю падение и боялись очутиться под обломками.