— Возможно. Но уже ребенком я был обречен на роль спасителя семьи. Не проходило дня, чтобы она не указывала мне на горькие плоды разгульной жизни моего отца. Говорила, что я должен усвоить этот урок. Постоянно твердила, что мы на грани разорения, что я — единственная надежда, что когда-нибудь я должен буду отвечать не только за ее благополучие, но и за будущее Кэтрин и Бентли.

— Довольно жестоко по отношению к маленькому мальчику.

— Я не думаю, что она намеренно проявляла жестокость, — задумчиво ответил Кэм. — Я ведь был центром ее существования. И я хорошо усвоил ее уроки. Она позаботилась об этом.

— Да, — тихо сказала Хелен, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучали нотки обвинения. — Но я совсем не уверена, что это было разумно, Кэм.

— Скорее необходимо, Хелен. Кому-то нужно было заботиться о Бентли и Кэтрин. Ты же знаешь моего отца.

Хелен осторожно пошевелила затекшие ноги, боясь невольным движением нарушить возникшую между ними гармонию. Нет, она никогда бы не могла одобрить то, как поступила миссис Ратледж со старшим сыном. В этом не было необходимости, и это было несправедливо. Так что лучше сейчас переменить тему.

— Кстати, — сказала она непринужденным тоном. — Верно ли я поняла из слов Бентли, что Кэтрин вышла замуж за одного из сыновей сквайра Вудвея? Я была поражена. Это правда?

— Вполне, — ответил Кэм, искоса посмотрев на нее с озорной насмешкой. — Она вышла замуж в день своего восемнадцатилетия. За второго сына Вудвея. Думаю, ты хорошо помнишь его?

Хелен засмеялась и покраснела.

— О Господи? Неужели за Уильяма? Этого дерзкого негодника с копной ярко-рыжих волос?

— О да. И спасибо за напоминание. Он был действительно большим негодником.

— Я помню Уилла, — осторожно признала Хелен. — И то, как однажды ты расквасил ему нос посреди деревенского луга.

— Защищая вашу честь, мэм, если вы припоминаете. — Теплые воспоминания захлестнули Кэма, когда на его глазах лицо Хелен залилось ярко-розовой краской.

— Правда? — спросила она с невинной застенчивостью, которая, он прекрасно это знал, была притворной. — Не помню. А что я сделала?

— О нет, Хелен, — снова засмеялся Кэм. — Ты слишком легко уходишь от ответа. Тебе это известно. Виновата, как всегда, была ты.

— Что? — Хелен наивно заморгала.

— Несносная девица! Ты устроила ссору с юным Фредди Вудвеем, а потом толкнула его в кучу конского навоза.

— Нет, я тебе не верю, — засмеялась она.

— Уж поверь! Именно это ты и сделала. А потом, чтобы избежать наказания за свой поступок… — Кэм прищурился, словно припоминая. — А наказания были в виде перезрелых фруктов, метко брошенных в цель, тебе пришлось залезть на дерево в центре деревни, выставив тем самым… э… нижнее белье на всеобщее обозрение.

Хелен для виду ужаснулась.

— И в чем заключалась при этом роль Уильяма?

— О! — ухмыльнулся Кэм. — Бедняга Уилл имел неосторожность заглянуть тебе под юбки, чтобы потом рассказать в жутких подробностях о том, что увидел… — кружевные оборки и так далее… причем вещал он об этом во все горло. И разумеется, — закончил Кэм, расплываясь еще шире в улыбке, — я обязан был ударить его по физиономии за столь неджентльменское поведение.

Она снова засмеялась глубоким, музыкальным смехом, и Кэм изумленно покачал головой.

— Я иногда поражаюсь, Хелен, как, подружившись с тобой, я умудрился ничего не сломать и не разбить, не считая моего глупого юного сердца, — с деланной шутливостью произнес он.

Улыбка Хелен исчезла, и она посмотрела на него с каким-то непонятным выражением.

— Вы всегда были джентльменом, милорд. А я — назойливой девчонкой, вряд ли достойной такого защитника.

Внезапно она грациозно встала, и Кэм почувствовал, что на этот раз ее уже не остановить. Она уходила. Его полчаса наслаждения обществом Хелен истекли.

— Прошу меня простить. — Она плотнее запахнула черную бархатную накидку. — Мне… думаю, мне нужно пойти к Ариане.

Горячая боль разлилась в груди Кэма, когда он смотрел вслед Хелен, спускавшейся по склону к его дочери. Юбки дорожного платья цвета темного бургундского грациозно покачивались из стороны в сторону, задевая давно скошенную траву, пока она шла по тропинке к воде. Это все равно что наблюдать зимой за кроваво-красным закатом, прекрасно сознавая, что с приходом темноты наступит холод.