– Я говорю тебе правду, а не просто хвалю тебя, – сказала мать. – Я думаю, это потому, что твой отец и я были так счастливы и так любили друг друга. Может быть, поэтому у наших детей не только красивые лица, но и Прекрасные души.

Питер действительно точно такой, подумала Гермия.

Он был поразительно привлекателен. Она же сама так походила на свою мать, что тоже догадывалась о своей красоте.

Каждый раз, когда в усадьбе были гости, все мужчины любого возраста стремились поговорить с ней.

– Видишь ли, – задумчиво продолжала ее мать, – нам всегда приходится платить в жизни за все. Ничто не дается даром: и ты, дитя мое, хотя и ощутишь великое преимущество быть прекрасной, заплатишь за это осознанием зависти и ревности других женщин и жизненными трудностями, связанными с красотой.

Я уже почувствовала это со стороны Мэрилин, подумала Гермия, когда меня перестали приглашать в усадьбу, а тетушка начала смотреть на меня с враждебностью даже в церкви Из Оксфорда приезжал домой Питер – семье пришлось пойти на большие жертвы, чтобы послать его в этот университет – и рассказывал не только об интересной студенческой жизни, но и о поездках в Лондон к некоторым из своих друзей.

Наедине с Гермией он говорил, что не может одеваться как его друзья, шьющие одежду у лучших портных.

– А лошади у них, – с сожалением продолжал он, – такие великолепные, каких мне не иметь никогда в жизни!

Ему, как и его отцу, позволяли ездить на лошадях из конюшен графа, но он не мог забрать их с собой в Оксфорд, и ему приходилось довольствоваться лошадьми, которые одалживали товарищи, или брать напрокат из платных конюшен.

– Как я ненавижу бедность! – сказал он раздраженно в предыдущий свой приезд домой.

– Не говори об этом папе и маме, – быстро предупредила его Гермия. – Они расстроятся.

– Я знаю, – ответил Питер, – но когда я бываю в усадьбе и вижу Вильяма со всеми его деньгами, посмеивающегося надо мной не только за моей спиной, но и прямо в глаза и пренебрежительно отзывающегося обо мне в разговорах с моими друзьями, мне хочется отколотить его!

Гермия в страхе вскрикнула:

– Только не делай этого! Это разгневает дядю Джона, и он может отказать тебе и папе в поездках на его лошадях. Ведь ты знаешь, что меня уже изгнали из усадьбы.

– Папа рассказывал мне, – ответил Питер, – но ты сама виновата, что уродилась такой хорошенькой!

Гермия рассмеялась.

– Ты делаешь мне комплимент?

– Конечно! – ответил Питер. – Если бы тебя прилично одеть и позволить тебе присутствовать на светском сезоне в Лондоне, за тебя поднимали бы тосты в королевском дворце, и я очень гордился бы тобой!

Гермия знала, что он был в таком же положении, как и она, и его богатые друзья – я особенно кузен Вильям – относились к нему свысока, явно показывая, что он был «бедняком у их ворот».

Но поскольку Питер унаследовал от отца легкость характера, он отбросил мрачные мысли, заявив:

– К дьяволу все это! Что мне до того? Я намерен взять от жизни лучшее, и помяни мое слово, Гермия, тем или иным способом, рано или поздно я получу все, что мне нужно!

– Я верю в тебя, – ответила Гермия, – ты добьешься своего!

Смеясь, они вместе, рука об руку, спустились по лестнице к прекрасно приготовленному, но простому ужину, который могла позволить их матушка из скромных средств, уделяемых на домашнее хозяйство.

И вот теперь Гермия вошла в переднюю-дверь дома викария, слыша стук горшков и мисок, доносившийся из кухни.

Это означало, что няня, которая присматривала за ней, когда она была еще ребенком, а теперь стала заниматься готовкой, уже, наверное, сердита на нее за задержку с яйцами.

– Наконец-то! Ты наверняка, как обычно, витала в небесах со своими мечтами, а я не успеваю приготовить обед твоему отцу, которому скоро пора будет уходить к этой миссис Грэйнджер, пославшей за ним!

– Прости, что я задержалась, няня, – сказала Гермия.

– Твоя голова всегда где-то в облаках! – проворчала няня. – Ты когда-нибудь забудешь дорогу домой, вот до чего это тебя доведет!

Она взяла у Гермии корзинку, поставила ее на стол и принялась разбивать яйца в чашку, готовясь поджарить омлет.

– А почему миссис Грэйнджер хочет видеть папу? – спросила с любопытством Гермия.

– Я думаю, она опять вообразила, что умирает! – съязвила няня. – И все для того, чтобы викарий подержал ее за руку и сказал ей, что Бог ожидает ее вместе со всеми своими ангелами. Как будто Богу больше нечего делать!