Шрифт:
Посох! Я совсем забыла – посох все еще был у меня в руках, и здесь, в повседневном мире, он казался легким и тусклым. Навершие превратилось в набалдашник, с виду пластмассовый. Разумеется, ни лечить, ни сражаться этой палкой нельзя – разве что врезать врагу по макушке, да и то ведь легкая деревяшка затрещит и переломится…
Я зажмурилась и постаралась вспомнить все, что знала о хождении между мирами. Сколько раз я пересекала невидимую грань! В первый раз – сама, но с Ключом от Королевства, который дал мне Оберон. Теперь не было ни ключа, ни провожатого, только бесполезный посох и осознание: если я не справлюсь за несколько минут, Королевство падет под натиском Саранчи и память об Обероне исчезнет навсегда.
«Ты выдумала Оберона… Его нет и не было никогда. Надо иметь мужество, чтобы посмотреть в глаза этой правде».
Почему эти слова Гарольда вспомнились именно сейчас, когда мне нужна была уверенность в себе?!
Пророкотал гром – далеко, но очень многообещающе. Самые жуткие звуки – те, что неуклонно нарастают: шаги каменной статуи. Музыкальная тема в «Болеро» Равеля. Поступь Саранчи. И гром, наверное, специально начинает издалека – чтобы на земле лучше ощутили надвигающуюся мощь, чтобы забились в норы и прижали уши…
Я прочертила линию в траве под липами и шагнула через нее – и осталась все там же, хоть и по другую сторону неровно проведенной черты. Как, как туда пробиться?! Вот грань мира, вообразим, что это мыльная стенка пузыря. Делаем шаг, податливая стенка расступается…
Воображаемый пузырь лопнул. Я по-прежнему находилась в чужом дворе, и две тетушки на скамейке глядели на меня издалека – с явным интересом. У их ног крутились две собачки, нервничали, чуя грозу, но соседки были храбрее – в двух-то шагах от родного подъезда!
«Если мы будем поступать, как Оберон, Королевство скорее его вспомнит». Я повторила эти слова про себя несколько раз. Если мы будем поступать, как он, мы никогда его не забудем. Сейчас я соберусь с силами и поступлю, как Оберон…
«Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду».
Ну почему всякая ерунда лезет в голову, когда надо сосредоточиться?!
Может быть, принцесса Эльвира написала эту записку или знает автора. Может быть, мы были в полушаге от открытия, когда Гарольд в своем неведении помешал нам…
«Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду».
Я поняла, что значит быть мухой и биться в стекло. Стенка между двумя мирами была тут, она была повсюду, но я невидимо колотила в нее головой. Эти тетушки с собачками – что они обо мне подумают?! Хоть бы гроза скорее загнала их в дом…
Но гроза медлила.
Одна из тетушек поднялась со скамейки. Вид у нее был встревоженный; она направилась ко мне, ее соседка наблюдала, вытянув шею…
«Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду. Забуду, забуду…»
Выпучив от напряжения глаза, я очередной раз ломанулась через незримую границу. Раздался треск; грозовой день вдруг померк вокруг меня. Куда-то девались скамейки и липы. Пыль и гарь от проехавшей машины сменились застоявшимся дымным запахом. Не удержавшись на ногах, я упала на четвереньки – на гладкий, чисто вымытый деревянный пол.
– Кто здесь?!
Голос был женский, в нем звучали оторопь и страх.
– Все в порядке, – я обнаружила, что посох по-прежнему при мне. – Все в порядке…
Я сидела на полу посреди большой комнаты. Стены ее были увешаны набивными ковриками, на полках стояли и висели медные чайнички, тарелки, колокольчики, фарфоровые куклы, вышитые подушки, еще что-то, что я второпях не успела рассмотреть. Горел большой камин – вернее сказать, теплился, огонь водился только в самой глубине его, у закопченной стены, угли то наливались жаром, то чернели, и дым уносился в трубу. У камина сидела женщина в кресле-качалке. На руках у нее была мягкая игрушка, дракон с тремя головами, с пришитыми к пастям красными лоскутками пламени. Женщина держала в руках огромную иголку с вдетой в нее красной ниткой.
– Извините, – сказала я.
Женщина глядела на меня… Ну, так глядел бы кто угодно, если бы вечером, у родного камина, вдруг стал свидетелем появления из воздуха незнакомой девочки с посохом наперевес.
– Простите! – Я поднялась, потирая коленку. – Не хотела вас напугать… Где я?
Женщина молчала. Лицо ее было белым, как негустая сметана. Лет ей, казалось чуть больше сорока, цвет волос нельзя было разглядеть под темным платком, щеки глубоко запали, а глаза от перепуга казались неестественно огромными.