На противоположном берегу реки мерцал огонек. Я поглядела ночным зрением; коричневатый плоский мир, струящаяся поверхность реки, такая плотная, что кажется – по ней можно ходить, как по льду. Эта река получила свое имя – Ланс – в честь великого мага дороги, воина, погибшего в пути. Я помнила, как Оберон дал реке имя и как чуть позже река спасла меня от Туманной Бабищи – тогда границы враждебного мира проходили так близко от замка, что она, ненавидя Оберона, могла еще вредить нам напоследок…

Сколько я ни вглядывалась – поблизости не было ни одного человека. Где Максимилиан? Остался у замковой стены? Почему он меня не ищет? Я тут же сообразила, что некромант не может искать меня в моем мире – в мое отсутствие там остановилось время, и всем гостям ход закрыт…

Что же мне, бежать за ним в замок?

Я снова посмотрела на огонек за рекой. Там Александр и там Эльвира; может быть, мне лучше переговорить с ними без свидетелей? Если они каким-то образом посвящены в тайну подменышей… Мне бы не хотелось, чтобы некромант тоже об этом узнал.

Над рекой воздух был нестойким, восходящие потоки сменялись нисходящими, я летела, видя свое отражение в струящемся зеркале воды, стараясь держать равновесие. Даже здесь, вдали от моря, Ланс был широк. Я успела замерзнуть и очень обрадовалась, когда мое отражение пропало наконец и вместо воды внизу оказался песок.

Огонек теперь был совсем рядом. Его то открывали, то закрывали ветки деревьев; я припустила бегом, чтобы согреться.

Они еще не спали.

Я видела, как плавали тени в окне, как двигался огонь фонаря – его поднимали и опускали – видимо, вешали на крюк и ставили на стол. Я замешкалась.

«Принц Александр, знаете ли вы, что вы никакой не принц, а самозванец? Что король – не отец вам? Сознайтесь, это вы писали записку? Это вы все натворили, из-за вас Оберон забыт, а Саранча у порога?!»

Свет фонаря сделался тусклее. Наверное, они прикрутили фитилек; я вдруг вспомнила бывшего алхимика, в изгнании сочиняющего детские повести. Он помогал подменять младенцев… Мне было так противно и жутко об этом узнать, что я даже не спросила: а кому он помогал?

Голос Оберона будто зазвучал у меня в ушах: «Есть такие существа. Да ты и раньше, наверное, слышала. Подобные случаи бывали много раз, и еще, к сожалению, будут…»

Значит, писатель был в сговоре с «такими существами».

«В те дни на Королевство напали, – говорил Оберон, – началась война, я уехал защищать дальние границы. Мать Александра болела, а нянька проявила беспечность…»

– Кто здесь?

Дверь приоткрылась. Принц Александр стоял на пороге с огромной дубиной наперевес; был он в бархатном халате, изрядно потертом и лоснящемся на локтях. Его всклокоченные волосы торчали в разные стороны.

– Лена, ты?!

Принцесса Эльвира за спиной принца казалась персонажем совсем другой сказки – в шелковой ночной сорочке, в аккуратном чепце с кружевами, она держалась как знатная гостья на пышном королевском приеме.

– Простите, – промямлила я, косясь на дубину. – Я вижу, вы еще не легли…

– Это видно прямо из замка? – холодно осведомилась Эльвира. – Острое же у тебя зрение, маг дороги.

Принц опустил свое оружие, но приглашать меня в гости не спешил.

– Дело в том, – я постаралась говорить официально, голосом школьной директрисы, – что мне надо с вами поговорить, с обоими. Это очень важно.

– Нам, может быть, осталось жить чуть больше суток, – заметила принцесса все так же холодно. – Хотелось бы спокойно провести ночь в своем доме… напоследок.

– Принцесса, никто из нас не собирается умирать. – Я не хотела вдаваться в рассуждения, но меня будто кто-то за язык дернул. – Очень многое зависит от вас. Скажите…

Я запнулась. До меня как-то не сразу дошло, что записка вместе с книгой остались у Максимилиана и предъявлять мне нечего.

– …Есть записка… старая, которую король… которую один человек хранил в своей книге много лет. В записке написано изящным почерком с наклоном влево: «Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду». Принц Александр, принцесса Эльвира, вы не знаете, кто это мог написать?

Принц и принцесса переглянулись. Ничего лестного для меня в их взглядах не было.

– Я писала записки только Александру, маг дороги, – голос Эльвиры готов был замерзнуть в воздухе и упасть на пол вереницей сосулек. – И, разумеется, никогда бы не написала «вы мне ничего не должны». Это пошлость.

– Я тоже не писал ничего подобного, – угрюмо добавил принц. – Понятия не имею, кому и зачем это понадобилось.

Я попыталась справиться с разочарованием. С третьей попытки это мне почти удалось.