Шрифт:
Я выдохнула. Вытерла лоб рукавом. Спасибо, Ланс, вот это подарок… Следы Оберона сохранились на изнанке. Красная нитка; отверстие в клинке – как игольное ушко… Надо только вдеть нитку в иголку…
А нитка-то у Максимилиана!
Я почувствовала угрызения совести. Некромант до сих пор не знает, где я и куда подевалась. Он не знает, что я получила меч, что людоеды взбунтовались и уплыли, что принцу Александру, возможно, известно больше, чем он говорит вслух… А как там Гарольд и надежно ли сторожат принца-деспота?!
Я пустилась бежать, подпрыгивая, пролетая шагов десять по воздуху и снова отталкиваясь от мостовой. Я бежала, зажав в одной руке посох, в другой – Швею; дорога вывела меня на круглую площадь, где огромной тушей темнел Храм Обещания, превращенный в Музей Того, что Следует Помнить. Двери стояли настежь – наверное, и в музее похозяйничали мародеры…
Внутри мерцал огонек. Я остановилась у каменного крыльца. Есть там кто-нибудь? Может быть, это некромант?
Оберон велел устроить этот музей для того, чтобы люди помнили. Он велел собрать там все памятные вещи… А разве сам Оберон – это не То, что Следует Помнить?!
Прыгая через две ступеньки, я ворвалась в Храм-Музей. Он был такой большой и высокий, а огонек горел в глубине; звук моих шагов загрохотал эхом под сводами, как будто шла колонна великанов.
– Ваше величество!
Заколыхалась свечка. Она был одна, почти полностью оплывшая, похожая на толстый корчеватый пень. Я огляделась; из темноты выступали экспонаты, нависала над головой носовая фигура какого-то корабля, и на ней отчетливо были видны следы крысиных зубов. Дикарский наряд на подставке казался страшным человеком без головы, один рукав был оторван. Гобелены казались еще тусклее, чем я запомнила их в прошлый раз, и влага оседала на старинном заржавленном оружии.
Кроме меня, в Храме-Музее никого не было. Вещи, которые должны были хранить память, оказались банкротами, потерявшими все, что им было доверено.
Я ударила посохом о камень. Вспышка вылетела вверх, под купол, и на секунду озарила его изнутри: позеленевший, в потеках, в серых тряпках старой паутины. Я ударила еще раз, мне хотелось снести это предательский музей, сжечь тут все, разогнать крыс и пауков… но в этой новой вспышке я увидела человеческую фигуру в темноте, в далеком закутке храма.
– Эй! Здесь кто-то есть?!
Вздох.
Я посмотрела ночным зрением. В первую секунду мне показалось, что это все-таки Оберон – пусть не во плоти, но призрак его. Я ошиблась. Это был призрак совсем другого человека – невысокого, очень широкоплечего, с пушистой, будто веник, бородой. Он сидел, как мне сперва показалось, на перевернутой лодке. Присмотревшись, я поняла, что это дерево с обрубленными ветками и корнями, уложенное набок и превращенное в скамейку.
А присмотревшись внимательнее, я увидела, что дерево каменное.
– Вы не человек, – сказала я, направив на него посох.
– Я воспоминание, – сказал он и улыбнулся.
Я прочистила горло:
– Мне показалось, что здесь все воспоминания сдохли.
– Околели, – легко согласился он. – Странное место. Здесь случилась беда?
– Огромная, – я все еще держала посох, направив навершие ему в грудь. – Может быть, непоправимая.
– Ты водишься с некромантом?
Я вздрогнула:
– Откуда вы…
И тут же узнала его.
Это его лицо – темно-коричневое, ссохшееся – поднималось из разверстой могилы. Это его закрытые глаза были похожи на древесные сучки. Прочитав узнавание на моем лице, призрак слегка подвинулся, открывая для меня надпись на каменном дереве.
«Установлено в честь присоединения Лесных земель к Королевству», – было высечено на камне.
– Ох, – сказала я. Посох в моей руке дрогнул и опустился.
– Я немножко встревожен, – сказал Лесной воин. – В прежние времена ни один некромант не смел хозяйничать в Королевстве. И уж конечно, явиться вот так, со злыми намерениями, на мою могилу… Зачем ты заступилась за него? Не стыдно?
– Стыдно, – прошептала я. – Но… на самом деле…
– Он делал это ради благой цели, ты хочешь сказать?
– Ну… да.
Лесной воин покачал головой. Его лицо, полупрозрачное, казалось сложенным из песка: тронь – рассыплется.
– Никогда не верь некромантам. Даже когда они говорят, что хотят добра… тебе или тому, кого ты любишь. Оберон сказал бы тебе то же самое.
– Вы помните Оберона?!
Призрак закутался в сиреневое зыбкое покрывало, служащее ему плащом:
– Я умер много лет назад… меня самого уже почти забыли. Куцая память у этих молодых… но со мной такие штучки не проходят! – Он в раздражении стукнул кулаком по колену.