Эгерт замер. Тория проговорила как можно убедительнее:

— Ты же не отвечаешь… За свои поступки. Ты просто болен… И нужно раздобыть лекарство. И мы раздобудем…

Она говорила через силу, как врач, убеждающий умирающего, покрытого язвами больного в скором выздоровлении. Напряжённое плечо дрогнуло под её рукой, будто чуть-чуть расслабляясь; изменение это было едва уловимым, но в следующую секунду Тория ощутила всю сумятицу Соллевых чувств — и надежду, и благодарность, и желание верить. Тогда, удерживая руку на теплом плече, она пожелала с внезапно проснувшимся состраданием, чтобы её вымученные слова оказались правдой.

С треском распахнулась дверь — прижав к боку пару растрёпанных книжек, к комнату ворвался широко ухмыляющийся Лис.

Сощуренные глаза цвета мёда остановились на Эгерте, понурившимся на краю кровати, на Тории, чья рука лежала на плече у Солля; несколько мгновений ничего не происходило, а потом скуластое лицо Гаэтана вмиг уподобилось куску сыра: округлились, как сливы, глаза, круглой дырой распахнулся рот, и, пробормотав некие невнятные извинения, Лис выскочил прочь, даже не пытаясь подобрать вывалившиеся на пол книги.

Тория не убрала руку. Дождавшись, пока топот Гаэтана стихнет в коридоре, сказала серьёзно:

— Я вот что думаю… Заклятье будет снято, если ты попадёшь в безвыходную ситуацию — и победишь… «Путь будет пройден до конца» — разве Скиталец говорил не об этом?

Эгерт не ответил.

Спустя несколько дней дожди сменились ровной ясной погодой — щурясь на остывающее осеннее солнышко, горожане несколько повеселели. «Времена-то и не думают кончаться, — говорили друг другу соседи, выбираясь по утрам на крылечко, — наоборот… Разгулялись времена-то…»

Башня Лаш высилась на площади, как предостерегающий перст — казалось даже, что за последнее время она усохла и заскорузла, подобно старческому пальцу. На площади вокруг Башни образовалась как бы проплешина — любой старался обойти зловещее строение стороной, тем более что дым из окон поднимался всё гуще, заунывные звуки раздавались всё чаще, а случайные прохожие, оказавшиеся на площади поздней ночью, уверяли потом знакомых, что слышали из недр её глухой подземный гул.

Городские власти молчали и не собирались, по-видимому, ничего предпринимать. Среди студентов считалось хорошим тоном острить и язвить в адрес ордена Лаш — Лис вспоминал по этому поводу собственную глупую няньку, которая последовательно пугала одним и тем же букой четверых аптекарских сыновей, да вот бука-то никого и не слопал! Занятия продолжались, как ни в чём не бывало — и только несколько смущённых юношей под разными предлогами разъехались по домам.

— Отец беспокоится, — сказала однажды Тория.

Поздним вечером они сидели в библиотеке, и на столике-тележке оплывала единственная свеча.

— Он виду не подаёт… Но я его знаю. Его волнует Лаш.

Свечка истекала капельками воска.

— Лаш, — чуть слышно повторил Эгерт. — Тогда, в Каваррене… Вы искали… Рукописи… Ты говорила, орден Лаш был основан каким-то сумасшедшим магом?

— Священное привидение… — прошептала Тория. — Считается, что тот маг стал после смерти священным привидением. До конца ничего не известно… Отец просил Динара… заняться этим. Но мы ничего не нашли. Ничего… Прошла такая бездна лет… Все рукописи, касающиеся истории Лаш — или утеряны, или испорчены, да так, будто кто-то специально уничтожал их…

— Они говорят — тайна, — мрачно усмехнулся Эгерт. — Они здорово умеют её хранить…

Тория помолчала. Призналась неохотно:

— Они… осаждали отца. Предлагали… Не знаю что. Сотрудничество? Деньги? Власть? Но он всегда брезговал ими. А сейчас… Он беспокоится. Он ждёт… даже не знает, чего ждать.

Солль удивился:

— Разве… Ведь магам доступны… Должны быть доступны любые тайны… Даже будущее?

Тории померещилось в этих словах сомнение в магической силе отца — уязвлённая, она вскинула голову:

— Что ты знаешь!.. Да, отцу много чего ведомо… Нам не понять. Но он же не Прорицатель!

Эгерт счёл за лучшее промолчать — ему не хотелось попасть впросак, к тому же неприятно было выказывать невежество. Тория устыдилась своей вспышки, пробормотала примирительно:

— Понимаешь… Будущее открыто Прорицателям. Это маги особого дара, владеющие, к тому же, Амулетом… Амулет пришёл в мир из рук самого первого Прорицателя и с тех пор переходит от предшественника к последователю…

Тория волновалась и не могла подобрать подходящих слов.

— От отца к сыну? — жадно спросил Эгерт.

— Нет… Прорицатели не связаны кровными узами. В мире может быть только один Прорицатель — когда он умирает, Амулет сам ищет ему замену… Вещи тоже умеют искать, а ведь Амулет — это больше, чем вещь… Это невообразимо древнее… Я, честно говоря, даже не знаю, что это такое, — Тория перевела дыхание.

Эгерт поднял голову — со всех полок на него смотрели книги, и ему показалось, что лица его коснулся ветер из потаённых, полных магии кладезей. Он давно и безнадёжно мечтал поговорить с Торией о мире волшебников; теперь страшнее всего казалось спугнуть заветную, столь интересную тему. Он спросил осторожно: