– Да видел я эту вашу демократию знаете где? – еще больше разбушевался герой.

– Знаем, знаем… – согласно закивал иудей.

– Подсудимый, не хулиганьте! – прикрикнул на Геракла судья Радаманф. – Не усугубляйте и так шаткое свое положение…

– Да я тебя… одной левой!

Тихо зарыдала на плече у мужа пришедшая на суд Алкмена.

Единственным, кто сохранял радостное спокойствие, был защитник. Особое удовольствие ему доставляло звяканье золотых талантов в мешочке на поясе, которые (сохраняя инкогнито) ему передал лично Зевс, спустившись на землю под видом странствующего торговца лососиной.

– Геракл, приемный сын Амфитриона, – обличающий перст судьи Радаманфа уткнулся в разъяренного сына Зевса, – признаешь ли ты себя виновным в убийстве своего любимого учителя музыки Лина?

– Ты мне тут не тыкай… – огрызнулся герой, зловеще шевеля кустистыми бровями.

– Прошу суд внести орудие убийства…

В здании правосудия тут же появились два солдата, неся на большом медном подносе искореженную до неузнаваемости кифару.

Инструмент навеял Гераклу недавние воспоминания, и он дурным голосом пропел:

– О птичка, птичечка…

– Подсудимый, прошу не кощунствовать! – взвился судья. – Этим своим возмутительным поведением вы глумитесь над покойным, попираете память великолепного музыканта и педагога!

– Вам не нравится, как я пою? – Геракл обиженно потер заросший бородой подбородок. – Что ж, вы еще попросите…

И он демонстративно стал изучать свои сандалии.

– Итак, мы видим, что подсудимый совершенно не отрицает своей вины, – продолжил Радаманф. – При других обстоятельствах это пошло бы ему только на пользу. Но при этом… – Судья картинно взмахнул рукой. – При всём при этом подсудимый наотрез отказывается раскаяться в содеянном и за свою немыслимую дерзость безо всяких сомнений будет справедливо покаран. Защита, ваше слово!

Маленький иудей хитро блеснул глазками и от дальнейших комментариев воздержался.

– Что ж, – Радаманф торжествующе усмехнулся, – уважаемые присяжные, вы можете посовещаться. Нам нечего добавить по рассматриваемому делу.

Присяжные, набранные ради справедливого суда преимущественно из обитателей фиванского приюта для всех сирых и убогих, гуськом потянулись в комнату совещаний. При этом многие с опаской оглядывались на Геракла, который показывал им из-под деревянной скамьи могучий кулак.

Через полчаса присяжные вернулись в зал суда.

– Итак, уважаемые, каков же ваш вердикт? – несколько высокопарно поинтересовался судья, ни на секунду не сомневаясь в итоге рассматриваемого дела.

Вперед выступил худой одноглазый старик и громко проблеял:

– Мы затрудняемся с ответом.

– Как так?! – возмутился Радаманф.

– Голоса разделились поровну.

– В таком случае, – сразу оживился судья, – в соответствии с греческим судебным кодексом я беру ответственность за решение на себя…

– Одну минуточку! – вмешался защитник.

– Да, в чем дело? – Радаманф с пренебрежением покосился на иноземца.

– Одно маленькое, но весьма существенное обстоятельство, – быстро добавил иудей и извлек из-под одежды небольшую восковую дощечку.

– Что это? – заподозрив неладное, воскликнул судья.

– Это свидетельство о рождении подсудимого.

– Ну и что с того?

– А то, – Авраам ехидно захихикал, – что подсудимый по греческим законам не может предстать перед уголовным судом.

– Это почему еще не может?

– А потому что ему семь дней от роду! – выкрикнул иудей, сунув побледневшему судье восковую дощечку под нос.

Через пять минут Геракла отпустили.

– Нет, ну какой всё-таки молодец! – радостно хлопал себя по бокам, зорко следивший за происходящим Зевс. – Ай да Авраам, ай да хитрюга! Нет, Эрот, ты видел? За этим народом великое будущее!

В общем, Громовержец как в воду глядел.

Что ж, не лежало у молодого героя сердце к высокому искусству. Однако по большому счету и не особо-то оно было ему нужно.

Наибольшие успехи Геракл проявил в греческой (олимпийской) борьбе, стрельбе из лука и владении различным холодным оружием. Тут сыну Зевса не было равных. Его могучие руки сами собой вертели ножи, ловко управлялись с мечом и метко кидали копье.

Пытались еще обучить Геракла математике, но это дело оказалось таким же гиблым, как и пресловутое обучение музыке, закончившееся небольшой курьезной трагедией.