Слава Всевышнему, в доме была Лестия. И оставались кое-какие продукты, из которых девушка готовила отличную, по мнению Йовена, еду, после которой немедленно хотелось спать. Что свидетельствовало о стремлении организма к быстрому выздоровлению. А то, что организм-таки выздоровел и набрался сил, Йовен понял ближе к вечеру дня второго. Когда Лестия наклонилась поднять с пола упавшую ложку, и его взгляд проник за широко распахнутый ворот ее домотканой, расшитой цветными нитками рубашки…

Тем же вечером он решился и сумел уговорить девушку повторить его опыт с высушенным гноем из язв Ронвы Умелого.

– Видишь, я выздоровел. И теперь уже не смогу заразиться Ржавой Смертью. Организм сам выработал защиту от нее. А у тебя такой защиты нет.

– Но я ведь до сих пор не заболела, – Лестия боялась и не скрывала этого. – Может быть, и дальше не заболею?

– Посмотри вокруг, – сказал он. – Перед тем как я решился на опыт, в Брашене оставалась едва треть от первоначального количества жителей. Треть! Сейчас – уверен – еще меньше. И не было ни единого случая выздоровления. Ни в Брашене, ни где бы то ни было еще. Все, кто заразился, – умер. А рано или поздно заражаются все. Тебе пока везет. Но сколько еще продлится это везение?

– Тебе тоже повезло, – отвечала Лестия, – что ты выжил. Сколько у тебя было шансов? Один из десяти? Два?

– Я думаю, семь. Или даже восемь. Трудно сказать точнее.

– Для этого нужно оцарапать и ввести гной сотне человек и посмотреть, сколько из них умрет, а сколько переболеет и выздоровеет? – догадалась Лести.

– Лучше тысяче, – сказал Йовен. – И чем раньше мы это сделаем, тем вероятнее, что выживем. Я имею в виду не только брашенцев или даже нас, рашей, но и всех айредов на шаре под названием Лекта.

– Так это правда?

– Что?

– Что наш мир круглый? Папа говорил, что это все непонятные и богопротивные выдумки ученых книжников.

– Да, правда. Когда-нибудь я тебе объясню. Или сама прочитаешь… Погоди, а ты читать-то умеешь?

– Умею, – гордо сказала Лестия. – И читать, и считать, и даже писать. А то как бы я помогала отцу? Ему надо было записывать крупные заказы для памяти. Чтобы знать – сколько, кому, когда и почем. А он не очень хорошо с этим справлялся. «Я люблю горбатиться за гончарным кругом, – часто говорил он. – А за бумагой, чернилами и книгами пусть глаза портит кто-нибудь другой». – Она вздохнула. – Жалко, что он умер. Я любила его.

– Он был хороший айред, – сказал Йовен. – И мы всегда будем помнить о нем.

– Мы? – подняла на него синие, как небо ранней осенью, глаза Лестия.

– Да, – сказал он и сам не понял, как у него вырвалось: – Лестия, хочу, чтобы мы с тобой были вместе. Всю жизнь.

Их поцелуй был долгим и сладким, а потом… потом ей ничего не оставалось делать, как согласиться на рискованное предложение Йовена.

Это случилось вечером второго дня.

И еще три дня Йовен не отходил от метавшейся в бреду жены – про себя он уже называл Лестию женой, хотя до священника они пока не дошли. Да и остались ли в Брашене священники?

А затем кризис миновал: Лестия сумела выкарабкаться. Йовен воспринял отступление Ржавой Смерти как господне чудо. Воспринял обоими сердцами. Потому что разумом осознавал – чудо это он во многом сотворил своими руками.

Он накормил Лестию похлебкой, сваренной из последних остатков продуктов (конечно, она не шла ни в какое сравнение с той, что готовила Лестия, но все-таки была способна кое-как насытить выздоравливающий организм), и сказал, что должен выйти из дома – пора было добыть еды.

– Только возвращайся поскорее, ладно? – шепотом (от слабости ей было трудно говорить) попросила Лестия и улыбнулась такой доброй и лучезарной улыбкой, что Йовен чуть не заплакал от охватившей сердце щемящей нежности.

Город опустел.

За три часа, проведенные на улицах Брашена и в его домах, Йовен не встретил ни единой живой души. А вот трупов, многие из которых уже начали разлагаться, он увидел предостаточно.

Ему, бывшему ученику городского лекаря, а теперь и лекарю самостоятельному, было ясно, что уже как минимум дня четыре, а то и все пять мертвые тела с улиц, а также из домов не вывозились.

Некому?

Неужели они с Лестией остались здесь одни?

Странно. По его расчетам, Ржавая Смерть при всей своей ненасытности еще не должна была выкосить всех горожан. Разве что оставшиеся в живых, дойдя до полного отчаяния, покинули город? Если это так, то плохо – придется искать следы, вычислять, по какой дороге они ушли, потом догонять… А время дорого. Оно всегда было недешевым, а уж сейчас ему и вовсе цены нет. Вернее, цена одна – жизнь айредовская. Или смерть. И то, и другое равно принимается судьбой к оплате.