– Оп-па, – изумился Женька. – Тот самый, что хранится у нас наверху?

– Его, – кивнул Оскар. – Правда, хранится – не совсем точное определение. Скорее, он там живет. А если совсем точно, то спит. Я, кажется, уже говорил, что наш звездолет – больше живое существо, нежели машина. Когда-нибудь я расскажу вам его историю, если хотите. Она удивительна.

– Обязательно расскажете, – сказал Мартин. – Так, значит, этим сведениям двести семьдесят восемь лет?

– Да. Но они постоянно уточняются. В той мере, насколько это позволяет сделать расшифровка информационного поля Лекты.

– Хорошо. Как вы считаете, Оскар, Брашен подходит для наших целей?

– Вполне. Как и почти любой другой крупный город на любом из трех материков. Но если вам особо симпатичны раши, то десантируйтесь к Брашену. Тем более что совсем рядом с ним, примерно в двенадцати километрах к юго-востоку, есть выход канала Внезеркалья. А с учетом того, что город за эти века подрос, то, возможно, нынче от него до городских стен километров десять.

– Скажите, Оскар, а вы сами никогда не пробовали путешествовать по мирам с помощью тоннелей Внезеркалья? – задала неожиданный вопрос Маша. – Это ведь интересно!

– Э… как вам сказать, – смущенно улыбнулся Оскар. – В молодости, если честно, позволял себе подобные вылазки. Хотя это запрещено. Я все-таки хранитель Пирамиды. Обязан оставаться на месте.

– Кем запрещено? – спросил Влад. – Хозяев-то ваших давно нет.

– Хозяев нет, но обязанности и долг перед ними остались, – сказал Оскар. – Вы же помните о своих родителях даже после их смерти, верно? Так и я.

– Но в молодости все-таки нарушали запреты! – с явным удовольствием заметил Аничкин.

– Так то в молодости, – хитро улыбнулся Оскар. – Кто из вас не был молодым, пусть первым кинет в меня камень.

– В молодости, значит, – задумчиво почесал подбородок Влад. – Откуда тогда, интересно, Циля Марковна знает, как синтезировать нашу пищу и питье? Даже херес андалузский, и тот есть в меню. Чудеса, да и только.

– Так я ведь предвидел, что вы можете стать Хозяевами Пирамиды, – невозмутимо сказал Оскар. – Пришлось тряхнуть стариной и расстараться. Иначе это было бы просто невежливо.

В детинце Йовен бывал раньше не единожды. И князя видел с расстояния в несколько шагов. Городской лекарь Ронва потому и носил прозвище Умелый, что мог справиться со многими недугами, равно мучившими и небогатого брашенского ремесленника, и гордого дружинника, и самого Вершинного князя Дравена Твердого.

Правда, у самого Дравена был свой княжеский лекарь, пользующий и Дравена, и всю его семью, но в детинце жили не один князь с семьей…

Но вот так, наедине, он встречался с князем впервые.

– Йовен, ученик Ронвы Умелого? – переспросил Дравен Твердый.

Князь сидел за обеденным столом, на котором не было ничего, кроме глиняного кувшина с вином и серебряного кубка (то, что в кувшине именно вино, а не квас или пиво, Йовен догадался по запаху).

– Да, – поклонился Йовен. – И со мной Лестия Кагано. Дочь гончара Гонты и… моя жена.

– Хорошо, – кивнул князь. – Я знаю, что ты говоришь правду, потому что видел тебя раньше в детинце вместе с Ронвой. Что с ним?

– Умер, – коротко ответил Йовен.

– Думаю, спрашивать, от чего он умер, не нужно, – пробормотал Дравен, налил себе вина, сделал глоток и продолжил: – Мой лекарь, который тоже умер, говорил, что вино способно ненадолго отпугнуть Ржавую Смерть. Я в это не верю. А ты как считаешь?

– Мой учитель говорил, что вино может быть и лекарством, и ядом. В умеренных дозах оно способствует укреплению организма и веселит душу. Но…

– Понятно, понятно, – махнул рукой Дравен. – Мне доложили, что ты пришел не просто так. Это правда? Ты действительно знаешь, как победить Ржавую Смерть? Прежде чем отвечать, подумай как следует. Потому что, если ты врешь, я велю тебя повесить. Нет худшего преступления, чем дать отчаявшимся людям ложную надежду. А мы все здесь в отчаянном положении. Знаешь, сколько осталось народу в Брашене? Чуть больше шести сотен человек. И все они здесь, в детинце. В посаде уже никого. Вы, наверное, последние живые, кто поднялся на гору. Добавлю, что семь десятков из этих шести с лишним сотен уже больны и не протянут двух-трех дней. И мне просто страшно думать о том, сколько айредов остается в живых на сегодня по всей Раше. Я уже не говорю о других странах – там полный мрак и неизвестность. Может, в некоторых и вовсе айредов не осталось. Ни одного… – Он снова приложился к кубку, и вино потекло от краев его губ двумя темно-красными струйками вниз, за ворот рубахи.

Йовен встретился глазами с Лестией, молча стоящей рядом, нашел ее руку и ободряюще-нежно пожал.

Князь поставил кубок на стол и вытер подбородок рукавом.

– Одно хорошо – вина в детинце хоть залейся, – сообщил он. – И я уже дошел до той мысли, что ничего, кроме как его пить, мне не остается. Не самая бодрая мысль, а, ученик лекаря, как считаешь?

Тогда Йовен решился, сделал полшага вперед и рассказал о том, какой опыт он провел. Сначала на себе, а потом и на Лестии.

– И вот мы перед тобой, князь, – закончил он как мог уверенно. – Оба живы и здоровы.