Я вернусь, только ты не надейся, не жди,

Вот закончатся тут проливные дожди.

По-над батюшкой Доном сверкнут купола,

Непутевую жизнь расколов пополам.

Во первой половине осталась любовь,

Много пива и водки, большие мечты…

Во второй половине скандальный Ростов,

Да остатки стихов, да гитара, да ты.

Темно-красный закат уничтожит гроза,

Ярко-желтый рассвет раззадорят ветра.

Пожалеют, наверно, родные глаза

Затерявшийся след в дебрях ласковых трав.

Не жалей, я вернусь в эту тусклую даль,

В этот блеклый простор, в эту степь, в эту жуть.

Что давали, то ел, что имел – все отдал,

А с лица постарел… Разве только чуть-чуть.

И с желанием жить, и с надеждою ждать,

А с любовью и верой вернуться домой.

Разве мог бы я худшее время сыскать,

Где бы дал нам убежище шарик земной

От несносной жары, от нещадных дождей,

От бензиновой гари российских дорог,

От безудержной жадности наших вождей,

От всего, что играючи выдумал Бог?

Я вернусь. До холма пролегает мой путь

Сквозь огни переулков, базар да вокзал.

Я вернусь, но везения мне не вернуть.

– Кайся Господу, – ангел-хранитель сказал.

Что ж, покаюсь раз было легко согрешить,

Раз ты ждешь меня целым, здоровым, живым…

Светлый ангел-хранитель по небу спешит,

Мне еще предстоит разговаривать с ним.

Земля перегорожена домами,

Заборами, дорогами, дымами

От черных, чуть пригашенных костров.

Так возникает город вместе с Богом

И с облаком, и с чертом, и с порогом

(Я вдруг его переступить готов).

А за порогом сумрак остается,

И Бог любви не хочет, но смеется

Мне в спину как охрипший домовой.

Он столько сил на выпивку истратил

И, кстати, страсти и сестерций, кстати,

Что я его не позову с собой.

Куда ж идти мне? Город под ногами,

Земля перегорожена дымами

От выстрелов и праздничных костров…

А дальше море медленно грохочет,

И торный путь все уже и короче,

И Бог любви в мой след бежать готов.

Город прочно окрашен в ребячьи цвета:

Темно-рыжий – кирпич, ярко-серый – цемент.

И владельцы углов занимают места

В самых целых рядах на текущий момент.

А жильцы с постояльцами стоя глядят

На причудливый рост обреченных стеблей,

И вечернее солнце в пятьсот киловатт

Освещает мансарды утробой своей.

Неужели и там – только пыльная жесть,

Прах земли незнакомой в цветочных горшках,

Ворох нот и рисунков, что надобно сжечь,

Да похмельный алкаш – за душой ни гроша?

Неужели и там, где кончается свет

Заходящего солнца на ломком стекле,

Не блеснет в полнакала лукавый ответ,

И надеждам случится в ночи околеть?

Из окрестных кварталов сбегается люд —

Поглядеть на пришельца в одежде чудной.

Бутерброды и водку ему подают

И за руку берут, и ведут за собой.

И сажают за стол, вспоминают язык,

Зажигают очаг, предлагают почет…

Звук далекой музыки над крышей возник

И в печальное сердце течет и течет.

Вот уже первые желтые листья

Сын мой увидел на маленьком клене.

Не убоясь обвинения в лести,

Август склонился в глубоком поклоне.

То ли в поклоне этом прощанье,

То ли в поклоне этом насмешка…

Обзаводитесь, ребятки, плащами —

Осень спешит. И к чему эта спешка?

Когда гроза в начале декабря

Разрушит круг привычного уклада,

Мы видим сквозь чугунную ограду —

Чернеет парк. Деревья теребят

Ветвями тучи, чтобы дождь пролился

На город сей – изделие не рук,

Но рукоделье Бога… тише, друг,

Он спит. Ему опять покой приснился.