«Сир, только теперь я со всей полнотой ощутила, сколько бед принесло расторжение нашего брака. Я мучаюсь и плачу от бессилья, ведь я всего-навсего ваш друг, который может только сострадать вам в так неожиданно постигшем вас горе.

Я сочувствую вам не потому, что вы лишились трона. По собственному опыту знаю: с этим можно примириться. Но судьба обрушила на вас гораздо более страшный удар — предательство и неблагодарность друзей. Ах, как это тяжело! Сир, отчего я не могу перелететь, как птица, и оказаться рядом с вами, чтобы поддержать вас и заверить: изгнание может повлиять на отношение к вам только заурядной личности, моя же привязанность к вам остается не только неизменной, но и еще более глубокой и нежной.

Я готова была следовать за вами и посвятить вам остаток жизни, в недавнем прошлом столь счастливой благодаря вам. Но одна причина удерживает меня от этого шага, и вам она известна. Если же, вопреки здравому смыслу, никто, кроме меня, не захочет разделить с вами горе и одиночество, ничто не удержит меня и я устремлюсь к своему счастью.

Одно ваше слово — и я выезжаю…»

Но Наполеон не позвал ее. Он был влюблен в Марию-Луизу и ждал, что она приедет на остров Эльбу. Радуясь, как ребенок, он приготовил для нее роскошные апартаменты и позаботился даже о стеклышках с картинками для волшебного фонаря и о фейерверках.

В первые же дни своего пребывания в Париже царь Александр, раззадоренный восторженными рассказами Фредерика-Людовика де Мекленбург-Шверина, бывшего любовника Жозефины, изъявил желание посетить Мальмезон.

Он решил, что неплохо бы к победе коалиции над Францией присовокупить и скромную личную победу над бывшей женой Наполеона.

Креолка, зная, что все парижанки без ума от русского императора, без колебаний согласилась принять его.

Через два дня Жозефине доложили о его приезде. Выбежав навстречу этому светловолосому, голубоглазому красавцу-кавалеристу, она, как пишут историки: «ощутила слабость во всех самых чувствительных местах». И забыв, что перед ней победитель Наполеона, пустила в ход все доступные ей способы обольщения.

Не прошло и получаса, как покоренный ее чарами Александр уже был готов изгнать Бурбонов из Франции и вернуть трон Жозефине… Как близкие друзья рука об руку прогуливались они в парке и на одной из аллей повстречали гулявшую с детьми Гортензию.

— Позвольте представить вам мою дочь и внуков, — обратилась Жозефина к царю.

Александр бросил быстрый взгляд на экс-королеву Голландии, старавшуюся не выдать своего волнения при виде такого красавца, и моментально переключился с матери на дочь.

— Отныне, — горячо сказал император, — я беру их под мое покровительство. — И, нагнувшись к Гортензии, прибавил: — Что я могу для вас сделать?

Будучи, как все старые кокетки, сводней, Жозефина удалилась, оставив свою дочь наедине с императором. Когда она вернулась, Александр уже обещал Гортензии герцогство…

Однако русского императора одинаково влекло и к матери, и к дочери, и он частенько наведывался в Мальмезон, часами прогуливаясь в парке то с одной, то с другой королевой. Но вскоре он стал отдавать явное предпочтение Гортензии, и, та, со своей стороны, не осталась равнодушной к его обаянию. Между ними завязался флирт, что дало повод злым языкам утверждать, что в иные вечера он заводит их так далеко, что они оказываются в укромной комнате.

Мы не располагаем никакими доказательствами их связи. Но лукавые и игривые письма молодой женщины к русскому царю вполне могли послужить поводом для злых сплетен.

Как бы там ни было, но очарованный Гортензией император, пользуясь своим влиянием на союзников и на Людовика XVIII, добился для семьи Богарнэ особых привилегий, ошеломивших роялистов. Мало того, что за Жозефиной сохранялись дворцы в Мальмезоне и в Наварре, приносившие миллионный доход, но и владения Гортензии в Сен-Лё получили статус герцогства, и ей была установлена ежегодная пенсия в 400000 франков.

Чтобы отпраздновать столь невероятную удачу, новоявленная герцогиня пригласила на 14 мая в Сен-Лё мать, брата и царя Александра.

Но именно на этот день а Париже была назначена торжественная панихида по казненным во время революции Людовику XVI и Марии-Антуанетте, и все союзные коронованные особы должны были присутствовать на этой церемонии. Но Александр, извинившись, сел в коляску и уехал к Гортензии; при дворе были этим скандализованы.

После завтрака молодая женщина предложила покататься. Было холодно и сыро, и Жозефине, которой немного нездоровилось, лучше было бы оставаться дома в тепле. Но она не могла устоять перед искушением пококетничать с Александром и, согласившись ехать, поступила очень опрометчиво.