— Да, верно.

— Ты видел лиджонг?

— О лиджонге потом, Аркадий.

— Да… Возвращаюсь к Брагину. Тут начинается романтическая история. Федор Брагин влюбился в дочь одного из шаманов, потрясающей красоты девушку по имени Джейя, и чувство это было взаимным. Он учил ее русскому языку и основам европейских наук, а она, посвященная в их магические тайны, вероятно, кое-что открывала и Брагину.

— Вероятно?

— Корженевский толком ничего об этом не знал. Вообще там, где он говорит о магии ламаджи, его слог становится особенно невразумительным. А может быть, просто взволнованным, что понятно, если учесть дальнейшее.

— А что случилось дальше?

— Русские прожили на острове около четырех лет. Они выстроили дом, где в одной половине поселились Брагин и Джейя, в другой — Корженевский. Боцман и матросы жили в стойбище, вместе с ламаджи. Ты увидишь, почему это важно… Настал день, когда шаманы провели некий обряд. Корженевский пишет, что среди белого дня потемнело небо, смерчи гуляли по острову… Потом он увидел, как над горизонтом появилось то, что он называет «черным туманом». Этот туман надвигался, он окутал весь остров, стало темно, как ночью, но в темноте блестели звезды… Это продолжалось всего несколько минут, затем черный туман схлынул, и вернулся день. Впечатляет, правда? Похоже, что магия ламаджи была не совсем уж бесплодной…

Ланге с сомнением пожал плечами.

— Это может быть приукрашенным суевериями описанием солнечного затмения.

— Пожалуй, если бы это писал невежда. Но не забывай, что Корженевский был ученым, а именно астрономом. Не думаю, что солнечное затмение могло сбить его с толку… Но так или иначе, на следующее утро племя ламаджи исчезло.

— Исчезло?

— Вместе с боцманом и матросами. Когда Корженевский, Брагин и Джейя вышли из дома, они не застали на острове никого. Все лодки ламаджи были на своих местах, так что уплыть на них люди не могли. Да и годились такие лодки только для прибрежной рыбалки в тихую погоду… Запасы еды в стойбище, их примитивное оружие, сани — все оставалось в порядке и неприкосновенности. Полярные песцы, которых ламаджи приручали для упряжек и охоты, были привязаны возле жилищ, как обычно. Но люди пропали, и никто из оставшихся троих так никогда и не узнал, что с ними стало, хотя они и обошли в поисках весь остров.

— А Джейя?

— Как утверждает Корженевский, она была потрясена и растеряна не меньше, чем они с Брагиным. Она ничего не могла объяснить. Так это виделось Корженевскому — а что она знала на самом деле или о чем догадывалась, то нам неведомо… Еще месяц они жили на острове. В конце августа 1724 года в бухте стал на якорь русский фрегат под командованием капитан-лейтенанта Миллера. Это была спасательная экспедиция, посланная адмиралтейств-коллегией на поиски Бажанова. На этом фрегате Брагин и Корженевский вернулись в Россию, с Брагиным в Россию отправилась и Джейя.

— Наверное, они вернулись не сразу? Экспедиция Миллера ведь не могла не исследовать столь загадочный остров?

— Этих страниц не разобрать, а дальше Корженевский ни разу не упоминает о Миллере и достигнутых его экспедицией результатах. Едва ли они были значительными, тогда об этом было бы известно из других источников… В Санкт-Петербурге Брагин и Корженевский возвратились к научной работе в Академии. Через год у Брагина и Джейи родилась дочь…

— Они были повенчаны? Джейя приняла христианство?

— Нет. Ей были глубоко чужды идеи о боге и богах любого рода. Ярым атеистом стал и Брагин. Об эволюции взглядов Брагина Корженевский пишет как-то уклончиво, но видимо, тут не обошлось без влияния Джейи. Оставив Академию, Брагин все свое время посвятил работе над книгой. Он закончил ее в 1729 году, и называлась она…

— «Зерцало магистериума»!

— Правильно.

— Что же это за книга?

Горский сделал неопределенно-разочарованный жест.

— Корженевский ее не читал, а Брагин, хотя и оставался его другом, ни разу не намекнул, о чем он пишет. Думаю, мало кто прочел эту книгу. Собственно, она не была издана, если иметь в виду выход в свет. В том же 1729 году по специальному заказу Брагина был напечатан и переплетен единственный экземпляр. Все черновики Брагин уничтожил. Корженевский сообщает, что к тому времени характер Брагина сильно изменился. Он стал замкнутым, мрачным, нелюдимым, поселился с Джейей и дочерью в уединенном доме на окраине и редко выходил оттуда, почти не виделся с людьми. В начале 1730 года его дом сгорел. Пожар бушевал так, что выжег все буквально дотла, даже металлические предметы оплавились. После этого пожара никто и нигде не видел на Брагина, ни Джейю, ни их маленькую дочь. Предполагалось, что все они погибли в огне. Хотя на пепелище и не было обнаружено останков, это адское пламя могло обратить их в прах… Так заканчивается история Федора Брагина — по меньшей мере та ее часть, что была известна Петру Семеновичу Корженевскому.

Горский захлопнул папку и выжидательно посмотрел на Ланге. В ответном взгляде он прочел тревогу, но не заметил признаков того, что Ланге очень уж удивлен пересказанной им историей.

— Ты не пытался, — спросил Ланге, — проследить дальше судьбу Корженевского?

— Искал, конечно… Наиболее логичным было обратиться к анналам адмиралтейств-коллегии и Академии Наук, что я и сделал. Но там и Брагин, и Корженевский после их возвращения упоминаются лишь вскользь. Что касается Брагина, это понятно — его новые взгляды, пренебрежение общественными условностями, а потом и самим обществом, странные штудии, образ жизни… Отступник, еретик, в лучшем случае сумасшедший. А Корженевский… Не знаю. Он записал свои воспоминания в 1732 году, с тех пор о нем — ничего… Может быть, он попал в тень Брагина?

— Может быть… А остров?

— Координаты неизвестны… Но я думаю, больше никто не бывал там.

— Почему?

— Из-за лиджонга. Судя по описанию Корженевского, это растение — настоящая ботаническая сенсация. Я искал в справочниках, расспрашивал специалистов… Нет такого растения, как его ни называй! А разве могло так быть, если бы остров исследовал еще кто-то?

— Но экспедиция Миллера там побывала.

— Вот и об экспедиции Миллера я не нашел ничего, кроме общих упоминаний. И можно только строить догадки… Это ведь была спасательная экспедиция, перед ней стояла конкретная задача, и она была выполнена. Можно предположить, что после этого что-то помешало им изучить остров. Бури, штормы… Август-сентябрь в тех широтах — не самые спокойные месяцы. Образцы могли собрать раньше Корженевский и Брагин, но кто знает, что сталось с их коллекциями, если они и были…