Шрифт:
— Я говорю о книге, — продолжал Ланге, убирая записку в карман, — которую ты передал моему брату, чтобы довести его до самоубийства, что тебе, к несчастью, и удалось… Но и к твоему несчастью, Кордин! Так где она?
— Это была предсмертная записка вашего брата?
— Тебе это известно!
— Но там сказано «вот книга». Значит, он ее оставил. Как же она могла оказаться у меня?
— Хватит, Кордин! Ты забрал ее. У меня есть свидетель. Мне нужна эта книга. Я хочу сделать то, чего не сделал мой брат — сжечь ее! Я не знаю, почему он этого не сделал. Он прочел ее — и очевидно, нашел в ней что-то, что не позволило ему… Но я ее читать не намерен! Книга не будет больше убивать, никого и нигде. Ты отдашь ее мне, Кордин.
— Если бы не мое положение, — сказал Борис, — я нашел бы все это даже забавным… Сначала Монк требует у меня какую-то книгу, о которой я ни сном ни духом, теперь вы…
— Кто такой Монк?
— Так… Один тип из Серебряного Братства. Не слышали?
— Нет. Но если за книгой охотится еще кто-то, явно не для того, чтобы сжечь… Эта книга опасна, она несет смерть. И я получу ее.
— Не от меня.
— У тебя нет выбора — кроме того, что я предложил тебе. И он не очень широк.
— Насчет выбора не знаю, но книги у меня точно нет.
— Кордин!
— У МЕНЯ НЕТ КНИГИ!
Покачивая головой, Ланге смотрел на Бориса сверху вниз, и даже некоторое сочувствие читалось в его взгляде.
— Я не понимаю тебя, Кордин. Ты идешь на мучительную смерть, только чтобы не отдать книгу. Какой же еще кары ты боишься? Что было обещано тебе — там, по ту сторону?
— Я атеист, граф. Я не верю в ту сторону — во всяком случае, не так, как это принято понимать. Просто у меня действительно нет и никогда не было этой книги. И я ничего не знаю о ней.
Подойдя к верстаку, Ланге взял нож с остро отточенным лезвием.
— Мне придется начать.
— Полученные мной раны, — быстро заявил Борис, — неминуемо наведут полицию на подозрения.
— Едва ли. Я не врач, но я очень постараюсь, чтобы все выглядело так, как мне нужно. И это будет очень, очень больно, Кордин. Хотел бы, чтобы ты передумал. Боль может заставить тебя. Но если нет… Значит, нет. Вот твой крест, и пришло время платить по твоим векселям.
С ножом в руке Ланге склонился над Борисом.
17.
Поворот был уже близко, и Оля могла видеть за лесом крышу дома на холме. Но дальше дорога проходила не по открытой местности, а ныряла в лес, обогнуть который на этом участке было никак нельзя. Оля шла быстро, ей было не по себе здесь, где справа и слева теснились вековые деревья.
Что-то ярко сверкнуло в чащобе. Поперек дороги, перед Олей на уровне ее груди, пронеслась оранжевая шаровая молния, оставляя за собой прямой, как луч лазера, пылающий след. На другой стороне молния с треском взорвалась и пропала, но след никуда не исчез. Огненный шнур преграждал путь.
Еще одна молния промчалась наперерез этой черте. Оля стояла теперь между двумя сторонами острого угла, начерченного в воздухе шаровыми молниями. Это выглядело как докрасна раскаленная проволока, с которой срывались всполохи огня…
Третья молния замкнула треугольник. Оля была заперта в его центре. Она не могла даже приблизиться к пылающим границам ее треугольной тюрьмы, они источали нестерпимый жар.
— Не можешь пройти, — послышался голос за ее спиной.
Оля обернулась. На дороге, вне пределов треугольника, стояла молодая женщина в черном платье, с роскошными, распущенными черными волосами. Как она красива, невольно подумала Оля, хотя ей было и не до того. В любую эпоху есть свои стандарты, но только красота, далекая от них, может быть подлинной.
— Нельзя пройти, — сказала женщина, — если не знаешь ключа. Ты не знаешь.
— Кто вы такая? — вымолвила Оля, больше разозленная, чем испуганная случившимся. — Выпустите меня немедленно!
— Я Зоя. Ты — Ольга Ракитина. Я пыталась тебя остановить, но ты здесь. Напрасно. Ты ничем не поможешь ему. Убирайся обратно, в свое время. Не заставляй меня тебя убивать.
— Черт! — Оля шагнула к границе треугольника и отшатнулась, лицо ее опалило жаром. — Выпустите меня!
— Я выпущу тебя, но ты должна уйти.
— Я пришла за Борисом и не уйду без него!
Зоя молчала. Казалось, она не знает, что сказать, или не уверена, нужно ли вообще говорить что-то.
— Дело не в Борисе, — произнесла она. — Дело в графе Александре Ланге.
— В каком еще графе?!
— Я расскажу, чтобы ты могла понять меня. Если поймешь, я дам тебе уйти. Если нет, тебе придется умереть.
— Где Борис?
— Граф Ланге — мой враг…
— Ну и что?! Откройте эту чертову клетку! Здесь жарко, и… Рано или поздно кто-нибудь пройдет по этой дороге! Я позову на помощь!